«Это не я родила, это вышло не из моего тела. Я не…»
Он лежал на спине, вертя из стороны в сторону головойвзрослого человека, из которой вырывался детский плач, тоненькие ручкиудлинялись прямо у нее на глазах, крошечные пальчики росли, растопыриваясь ихватая воздух; ножки брыкались, как у младенца, и росли одновременно, с нихстекала кровь и слизь, стекала она и с пухлых щечек, и с блестящих темныхволос. Все эти крошечные органы, словно бутончики внутри тела… Все эти миллионыклеток делились и сливались с его клетками. Внутри организма из плоти и крови,внутри мутанта, рожденного ею, происходило что-то вроде атомной реакции.
«Роуан, я жив, не дай мне умереть. Не дай мне умереть,Роуан. Ты способна спасать живое, а я жив! Помоги мне!»
Она с трудом потянулась к нему, все еще изнемогая от остройболи, ее рука пыталась поймать маленькую скользкую ножку, колотившую воздух, акогда ее пальцы ощутили мягкую, гладкую детскую кожу, на нее снова навалиласьтемнота. Закрыв глаза, она увидела все строение этого организма, увидела, какразвиваются клетки, увидела все органы, увидела древнее как мир чудо, когдаклетки сливаются вместе, образуя и кровяные тельца, и подкожную ткань, икостяную ткань, и легкие, и печень, и желудок, и соединяются с его клетками,его энергией, синтезируется ДНК, и при слиянии ядер образуются цепи хромосом, ивсем этим управляет она, так как знает весь процесс досконально, как композиторзнает свою симфонию, ноту за нотой, такт за тактом, крещендо за крещендо…
Под ее пальцами вздрагивала плоть – живая, дышащая черезпоры. Плачущий голос становился грубее, ниже, разносясь эхом по всему дому. Онана секунду потеряла сознание, но вновь поднялась и принялась второй рукойшарить в темноте, пока не наткнулась на его лоб, нащупала густую шевелюру,нащупала глаза, заморгавшие под ладонью, нащупала полуоткрытый рот, из котороговырывались рыдания, и грудь, и сердце в груди, и длинные мускулистые руки,хлопавшие по полу… Да, это создание теперь выросло настолько, что она могла быположить голову на его вздымающуюся грудь… С трудом приподнявшись, она легла нанего, обхватив обеими руками, чувствуя, как вздымается и опускается его груднаяклетка, как дышат легкие, как стучит сердце, а потом ее вновь оплелапоблескивавшая в темноте паутина, сотканная из химии, тайн и реальности, –и Роуан погрузилась в темноту, в покой…
Кто-то заговорил с ней тихим, проникновенным голосом:
– Останови кровотечение. Она не могла ответить.
– Ты истекаешь кровью. Останови кровотечение.
– Я не хочу жить, – сказала она.
Дом наверняка объят пламенем. Иди же сюда, старуха, несисвою лампу. Подожги портьеры.
– Я никогда не утверждал, что это невозможно, знаетели. – Это голос Лемле. – Стоит только предсказать новый шаг в науке,как он неизбежен. Миллионы клеток. Эмбрион – вот ключ к бессмертию.
– Ты все еще можешь убить его, – сказал Петир.
Он стоял над ней, глядя сверху вниз.
– Они плоды твоего воображения, твоего сознания.
– Я умираю?
– Нет, – рассмеялся он тихим, приятнымсмехом. – Ты слышишь? Я смеюсь, Роуан. Я теперь умею смеяться.
Забери меня в ад. Дай мне умереть.
– Нет, моя дорогая, моя драгоценная красавица, остановикровотечение.
Ее разбудил солнечный свет. Она лежала на полу в гостиной,на мягком китайском ковре. Значит, дом все-таки не сгорел. Чудовищный жар непоглотил его. Особняк каким-то образом выстоял.
В первую секунду она не поняла, что у нее перед глазами.
Рядом сидел мужчина и смотрел на нее. У него была гладкая,чистая кожа ребенка, а лицо взрослого человека, и это лицо напоминало еесобственное. Она еще ни разу не видела человека, который был бы так похож нанее. Впрочем, имелись и различия. Глаза у него были большие, голубые, с темнымиресницами, и волосы тоже были темные, как у Майкла. Это были волосы Майкла.Волосы и глаза Майкла. Но стройность он унаследовал от нее. Гладкая, безволосаягрудь с двумя яркими розовыми сосками была узкая, как когда-то у нее, вдетстве, и руки были тонкие, хотя и мускулистые, и длинные пальцы, которыми онзадумчиво поглаживал свою губу, тоже были узкими, как у нее.
Но он был выше ее, ростом с взрослого мужчину. А все еготело покрывала засохшая кровавая слизь…
Она пошевелилась и невольно застонала. Внезапно стон перешелв крик. Поднимаясь с пола, она кричала.
Кричала все громче и громче. Такого дикого крика не породилдаже страх прошлой ночью. В этом крике, вырывавшемся из груди, звучал весь ужастого, что она видела и помнила.
Его рука закрыла ей рот и с силой придавила к ковру. Роуанне могла шевельнуться. Крик рвался наружу, как рвота, которой она моглазахлебнуться. По телу пробежала конвульсия от глубоко засевшей боли. Оназамолкла и лежала обессиленная. Он склонился над ней.
– Больше так не делай, – прошептал он.
Тот же голос. Конечно, это его голос, его неповторимыеинтонации.
Гладкое лицо казалось абсолютно невинным и выражало толькоудивление: блестящие щеки без единого изъяна, прямой тонкий нос, огромныеголубые глаза, которые смотрели на нее, мигая. Глаза открывались и закрывались,как у того карлика на столе в ее снах. Он улыбался.
– Ты нужна мне, – сказал он. – Я люблю тебя.Ведь я твое дитя.
Чуть помедлив, он убрал руку.
Роуан села. Ночная рубашка стояла колом от засохшей крови.Повсюду был запах крови. Так пахнет в приемном отделении скорой помощи.
Она уселась на ковре, подогнув колени и уставившись на него.
Соски идеальны, да, гениталии тоже идеальны, хотя настоящуюпроверку они пройдут в постели. Волосы идеальны, да, но как насчетвнутренностей? Как насчет взаимосвязанности всех органов?
Роуан придвинулась ближе и принялась рассматривать егоплечи, вздымавшуюся грудь, глаза… Но не для того, чтобы поймать еговзгляд, – ей было все равно, куда он смотрит, – она просто изучалаткань, из которой он сделан. Положив руку ему на грудь, она прислушалась.Сильные, ритмичные удары.
Он не попытался остановить ее, когда она приложила обе рукик его голове. Череп мягкий, как у младенца, – такой выдержит даже удар,способный убить двадцатипятилетнего мужчину. Интересно, как долго он пробудет втаком состоянии?
Она прижала палец к его нижней губе, открыла ему рот иосмотрела язык. Затем снова опустилась на ковер, безвольно сложив на согнутыхколенях руки.
