Малышка Рагнхильд попробовала повернуться.
Прелестный ребенок. Светлые пушистые волосы, ослепительно белые зубки, влажный алый ротик. Ресницы длинные, красиво загнутые.
Похожа на Билли.
Хелен Бентли улыбнулась, устроила девочку поудобнее. Удивительное место. Такое тихое. Где-то далеко шумел мир, от которого она спряталась. Здесь же находились пять человек и не лезли друг к дружке с разговорами.
Чудная прислуга сидела у окна. Вязала крючком. Порой громко чмокала губами и смотрела на улицу, на огромный дуб. Потом, словно бы беззвучно призвав себя к порядку, опять принималась за ярко-розовое вязание.
Мать девочки — потрясающая женщина. Слушая ее рассказ об Уоррене, Хелен не могла отделаться от впечатления, что раньше она никогда и никому об этом не говорила. И почему-то у нее возникло ощущение родства судеб. Парадоксально, думала она, ведь ее-то тайной было собственное предательство. А Ингер Юханна однозначно — жертва предательства.
Мы, женщины, и наши окаянные секреты, думала она. Почему все так? Почему мы испытываем стыд — и с поводом, и без повода? Откуда идет это гложущее ощущение вечной вины?
Женщина в инвалидном кресле вообще полная загадка.
Сейчас она сидела по другую сторону кухонного стола, с газетой на коленях и чашкой кофе в руке. Но как будто бы и не читала. Газета развернута на той же странице, что и четверть часа назад.
Хелен так и не поняла взаимоотношений здешних обитательниц. Впрочем, это ее не слишком занимало. В обычной ситуации ее стремление держать все под контролем сделало бы обстановку невыносимой. Но странным образом она чувствовала себя спокойно, будто неизъяснимые здешние взаимоотношения превращали ее собственное абсурдное пребывание в этой квартире в нечто вполне естественное.
Они не задали ей ни одного вопроса с тех самых пор, как она проснулась рано утром. Ни одного.
Поверить невозможно.
Девочка у нее на коленях села, совершенно заспанная. На Хелен повеяло запахом сна и сладкого молока, когда малышка, скептически глядя на нее, произнесла:
— Мама. Хочу к маме.
Прислуга вскочила быстрее, чем можно было ожидать от столь хрупкого, хромого существа.
— Пойдем-ка с тетей Марри. Поищем Идины игрушки. А дамы эти пускай себе сидят тут и хором помалкивают.
Рагнхильд засмеялась и протянула к ней ручки.
Наверно, они здесь все же частые гости, подумала Хелен Бентли. Девчушка, похоже, любит это старое огородное пугало. Обе скрылись в гостиной. Лепет ребенка и ворчание Марри мало-помалу затихали и наконец совсем смолкли. Наверно, ушли в дальнюю комнату.
Пора за компьютер. Так или иначе, надо найти недостающие ответы. Продолжить поиски. Где-то в хаосе информации, кишащей в киберпространстве, она должна найти то, что ищет, а уж потом даст о себе знать, и все вернется в давнюю колею.
Само собой, в компьютере просто так ничего не найти. Пока она не зайдет на собственные сайты, ничто ей не поможет.
Она заметила, что смотрит на свои руки. Кожа сухая, один ноготь сломан. Обручальное кольцо словно бы велико. Сидит свободно, чуть не соскользнуло, когда она покрутила его двумя пальцами. Медленно Хелен подняла голову.
Женщина в инвалидном кресле смотрела на нее. До чего же удивительные глаза, Хелен Бентли никогда таких не видела. Голубые, как льдинки, светлые-светлые, и вместе с тем глубокие, бездонные. Взгляд непроницаемый, ничего не прочтешь — ни вопросов, ни требований. Ничего. Женщина просто сидела, глядя на нее. Хелен стало не по себе, и она отвела взгляд. Не выдержала.
— Они одурачили меня, — тихо сказала она. — Знали, как вогнать меня в панику. И я покорно пошла с ними.
Женщина по имени Ханна Вильхельмсен мигнула.
— Хотите рассказать мне, что случилось? — спросила она и медленно сложила газету.
— Думаю, да. — Хелен Бентли глубоко вздохнула. — Другого выбора у меня нет.
7
Начальник Службы безопасности полиции Петер Салхус недовольно нахмурился и почесал стриженную под машинку макушку. Ингвар Стубё развел руками, попробовал поудобнее сесть в неудобном кресле. Телевизор на архивном шкафу работал. Звук был приглушенный, скрипучий, и Ингвар видел этот выпуск уже четыре раза.
— Я сдаюсь, — сказал он. — После вчерашнего вечера из Уоррена Сиффорда ни слова не выжмешь. Я начинаю думать, что слухи не лгут, ФБР действует по-своему. В столовой кто-то твердил, что сегодня ночью они даже ворвались в какую-то квартиру. В Хусебю. Или… в какую-то виллу, что ли.
— Все-таки это слухи, — буркнул Петер Салхус, выдвигая ящик. — Они, конечно, позволяют себе вольности, но понимают, что играть в ковбоев здесь недопустимо. Будь это правда, мы бы уже получили полный отчет.
— Бог их знает. По-моему, все вообще… отнюдь не внушает бодрости.
— Что именно? Что американцы бесчинствуют на территории чужой страны?
— Нет. В общем-то… да, пожалуй. Но… Спасибо!
Он потянулся к красной коробке, которую протянул ему Петер Салхус. Бережно, будто драгоценность, вынул толстую сигару, несколько секунд смотрел на нее, потом поднес к носу.
— Мадуро номер четыре, — торжественно провозгласил он. — Сигара клана Сопрано! Но… но разве тут можно курить?
— Чрезвычайные обстоятельства, — коротко сказал Петер Салхус, протягивая ему гильотинку и коробок больших спичек. — С твоего позволения, мне наплевать.
Ингвар засмеялся, привычно обрезал сигару и раскурил.
— Ты хотел что-то сказать. — Петер Салхус откинулся на спинку кресла.
Дым сигар мягкими кольцами плавал под потолком. До полудня еще далеко, но Ингвар уже чувствовал усталость, как после плотного обеда.
— Все сразу, — пробормотал он, выпустив к потолку новое колечко дыма.
— Как?
— Я устал от всего сразу и разочарован. Бог весть сколько сотрудников землю носом роют, стараясь выяснить, кто и каким образом похитил президента, но, по сути, это ничего не значит.
— Ну почему, кое-что значит…
— Ты ящик в последнее время смотрел? — Ингвар кивнул на телевизор. — Это дело обернулось большой политикой.
— А ты чего ожидал? Что его приравняют ко всем прочим мелким похищениям?
— Нет. Но почему, собственно, мы из кожи вон лезем, разыскивая мелкую сошку вроде Герхарда Скрёдера и пакистанца, который кладет в штаны от страха, стоит только на него посмотреть, ведь американцы уже решили, что именно произошло?
Салхус, похоже, забавлялся. Не отвечая, сунул в рот сигару, положил ноги на стол.
— Я имею в виду… — Ингвар осмотрелся, подыскивая что-нибудь вроде пепельницы. — Вчера вечером трое сотрудников пять часов бились, стараясь установить, когда Джеффри Хантер устроился в вентиляции. Сложнейшая задача. Масса разрозненных фрагментов. Когда последний раз осматривали президентский номер, когда запускали собак, когда пылесосили с учетом президентской аллергии, когда отключали и включали камеры наблюдения, когда ушли… ну, ты понимаешь. Задачу они решили. Но зачем все это?
