А развал тем временем еще усилится.
Ведь выйдут из строя системы безопасности и кассовые аппараты в крупнейших торговых сетях. Атака на торговлю будет осуществляться поэтапно — быстрые наскоки на выбранные регионы, затем новые сбои в других регионах, непредсказуемые и стратегически не поддающиеся трактовке, эффективные партизанские акции.
Незримая армия американцев, рассеянных по всему континенту и не подозревающих друг о друге, точно знала, что делать, когда поступит команда.
И будет это завтра.
Целую неделю с лишним Абдалла разрабатывал окончательную стратегию. Сидел здесь, в этом офисе, положив перед собой длинные списки наемников. Семь дней он переносил их на карту, вычислял и прикидывал, оценивал силу удара и максимальный эффект. А когда наконец записал все на бумаге, осталось только вызвать в Эр-Рияд Тома О'Рейли.
И Уильяма Смита. И Дэвида Коуча.
Он вызвал трех курьеров. Все трое находились во дворце одновременно, не зная друг о друге. Каждый на своем самолете вылетел назад, в Европу, с интервалом всего в полчаса. При мысли об этом Абдалла улыбнулся и бережно провел ладонью по фотографии брата.
Ни на что на свете положиться нельзя, но, сжигая три самые надежные свои карты, он имел шанс, что хотя бы одно письмо попадет в американский почтовый ящик.
Он послал трех курьеров, и все трое скончались, как только отправили письма, все три одинакового содержания. На конвертах значился один и тот же адрес, а содержание никому, кроме адресата, ничего не говорило, на случай если письмо вдруг попадет в чужие руки.
Здесь было самое слабое место плана — то, что письма направлены одному и тому же адресату
Как любой хороший военачальник, Абдалла знал свои сильные и слабые стороны. Сильные его стороны — в первую очередь терпение, огромный капитал и тот факт, что он незрим. Но незримость одновременно и самое уязвимое место. Ведь он зависит от массы людей, через которых действует, используя подставных лиц и электронные обходные пути, маневры прикрытия, а изредка и чужие имена.
Абдалла ар-Рахман был уважаемым бизнесменом. И большей частью действовал по закону, прибегая к услугам лучших маклеров Европы и США. Конечно, его окружал ореол таинственной недоступности, но никто и ничто не запятнало его репутацию добропорядочного капиталиста, инвестора и биржевика.
Так будет и впредь.
Но ему требовался по крайней мере один союзник. Посвященный.
Операция «Троя» была слишком сложна, чтобы управлять ею на расстоянии. Абдалла же не появлялся в США больше десяти месяцев, чтобы исключить всякую возможность соотнести происходящее с его ближайшим окружением и с ним самим.
В конце июня 2004 года он встретился с демократическим кандидатом на пост президента. Она была настроена позитивно. Компания «Арабиан порт менеджмент» произвела на нее впечатление. Он заметил. Встреча затянулась на лишних полчаса, поскольку ей хотелось разузнать побольше. В самолете, возвращаясь в Саудовскую Аравию, он впервые после смерти брата подумал, что, наверно, вообще не понадобится приводить давний план в исполнение. Что тридцать лет планомерного размещения и взращивания спящей агентурной сети на всей территории США, возможно, никчемная трата времени. Уткнувшись лбом в стекло иллюминатора своего личного самолета, он смотрел на облака внизу, ярко-розовые в лучах закатного солнца. Все это не имеет значения, думал он. Жизнь полна инвестиций, которые не дают дохода. Приобретение львиной доли американских портов намного важнее.
Она почти обещала ему контракт.
А потом бросила, ради победы.
Адресат у писем один, человек, который запустит операцию, согласно собственным, подробным планам Абдаллы. Чтобы исключить срыв, Абдалле пришлось рискнуть и пойти на прямой контакт. Он доверял этому помощнику. Оба давно знали друг друга. Временами он даже сожалел, что и эту последнюю тонкую ниточку, связывающую его с США, придется ликвидировать, как только операция «Троя» завершится.
Абдалла осторожно протер рукавом стекло и снова поставил фото Рашида на стол.
Да, он доверял Файеду Муффасе, однако, с другой стороны, предпочитал не доверять ни одной живой душе.
6
— Well, isn't this a Kodak moment?[61]
Президент Хелен Бентли сидела, держа на коленях Рагнхильд. Малышка спала. Белокурая головка откинулась назад, ротик открыт, глазные яблоки под тонкими веками быстро двигались из стороны в сторону. Время от времени она тихонько всхрапывала.
— Я вовсе не рассчитывала, что вы…
Мать протянула руки, чтобы забрать ребенка.
— Пусть лежит, — улыбнулась Хелен Бентли. — Мне надо было сделать перерыв.
Три часа она просидела перед монитором. Ситуация, мягко говоря, серьезная. Куда хуже, чем она предполагала. Страх перед тем, что произойдет, когда через несколько часов откроется нью-йоркская биржа, был огромен, и, казалось, СМИ в последние сутки больше занимала экономика, а не политика. Если их вообще можно разделить, подумала Хелен Бентли. Все телеканалы и интернет-газеты по-прежнему регулярно передавали новые сообщения из Осло, держа публику в курсе событий вокруг похищения президента. Но в известном смысле Хелен Бентли и ее судьба сместились на периферию народного сознания. Теперь речь шла о насущных вещах. О нефти, бензине и рабочих местах. В нескольких районах страны прокатились беспорядки, граничащие с бунтом, на Уолл-стрит отмечены два первых самоубийства. Правительства Саудовской Аравии и Ирана в ярости. Ее собственный госсекретарь уже несколько раз старался успокоить мир, заявляя, что слухи о связи этих двух стран с похищением президента не имеют под собой никакой почвы.
После его вчерашнего вечернего выступления царило напряженное молчание, однако конфликт продолжал углубляться.
Пока что Хелен Бентли ограничилась просмотром открытых источников. Она прекрасно понимала, что рано или поздно будет вынуждена зайти на сайты, которые тотчас поднимут тревогу в Белом доме, но решила повременить с этим насколько возможно. Несколько раз она едва не поддалась искушению послать по хот-мейлу успокаивающее сообщение на приватный почтовый ящик Кристофера. К счастью, все-таки удержалась.
Она еще очень многого не понимала.
Что Уоррен вел двойную игру, само по себе уму непостижимо. Долгая жизнь научила ее, что люди временами совершали диковинные поступки. Если пути Господни неисповедимы, то с путями смертных они не в какое сравнение не идут.
Пассаж о ребенке — вот чего она не могла понять.
В том письме, которое тогда, в далекий-предалекий рассветный час, ей показал Джеффри Хантер, было написано, что они знают. Что троянцам известно о ребенке. Что-то в таком духе. При всем желании точно вспомнить она не могла. Читая письмо, она мгновенно увидела биологическую мать своего ребенка, женщину в красном, под дождем, с широко раскрытыми глазами, в которых была безответная мольба о помощи.
