Проезжается по щеке костяшками. Развернув — гладит пальцами. Я сдаюсь — прикрываю глаза и трусь ласковой кошкой.
— Ты моя чистая, светлая, идеальная девочка, Юля.
— С молоточком на заднице…
Открыв глаза, вижу улыбку. Его зубы выглядят еще белее в темноте. Как светятся.
Он не отрывает пальцев от моей кожи и кивает.
— С молоточком на заднице. Всё верно. Не пьешь. Не куришь. Матом не ругаешься.
Не могу не улыбнуться в ответ.
— Член в рот не беру.
Вижу, как улыбка Тарнавского становится хищной. Он обводит мои губы. Касается их еще одним коротким поцелуем. Осторожно придерживает мой подбородок и, почти не оторвавшись, разъясняет:
— Это единственная грань испорченности, с которой я готов кое-как мириться.
— Спасибо. Я польщена.
Наш острый разговор выбивает меня из вымотавшей колеи бесконечных самобичеваний. Возмущение хочет выплеснуться, но Слава не дает. Снова целует. Уже иначе — с языком. Долго и в удовольствие.
Я разворачиваюсь к нему всем телом, спускаю ноги с подоконника и забрасываю руки на голые плечи. Его руки ложатся на мою талию.
Как бы я ни хотела отключиться напрочь флэшбеки, но они догоняют. Под опущенными веками — мельтешение картинок. Запахов. Ощущений.
Накрывает паника. Я хочу целоваться со Славой, но сейчас мне сложно. Подаю импульс — он отрывается.
Смотрит в лицо, моментально нахмурившись.
— Что не так, Юль? — задает самый закономерный из возможных вопросов, на который я не знаю, как ответить.
Я должна как жаждущая защиты девушка признаться и о ней попросить? Или как вызвавшаяся равным партнером напарница всё же оставить часть груза исключительно на себе?
— Со сном проблемы. Нужно магний заказать… — Пытаюсь слиться.
Поначалу мне даже кажется, что получается. Я жду, когда складка между бровей судьи разгладится, но он смотрит… И смотрит… И смотрит…
Я паникую.
— Почему проблемы?
Слава ведет мягкое наступление. Я хмурюсь в ответ. Глазами прошу: не надо. В глазах же читаю ответ: прости, но…
— У меня четыре сестры, Юль. Я с четырнадцати лет считаю сигареты в пачке.
— Блять, точно…
Улыбается. Еще раз качнувшись, целует. Мотивирует. Подбадривает. Помогает. Но я все равно не знаю, как правильно.
Смотрит так, что мне кажется: признаться ему не страшно. Но последствия я предвидеть не могу.
Колеблюсь.
Выигрываю для себя время и вместо внятного разговора тянусь к его лицу. Изучаю наощупь черточки, которые знаю уже досконально.
Я взросленькая, в меру феминистичная девочка, знающая, что высшей ценностью для любой должна быть в первую очередь она сама. Но у меня так не получается. Его я люблю сильнее.
И боюсь за него сильнее.
Подушечками прижимаюсь к нижней губе. Веду вверх. Торможу в центре — он целует. Оплетает мое запястье своими пальцами. Тянет вниз. Гладит.
Прерывисто вздохнув, решаюсь. Обращаюсь:
— Слав… — Только сказать ничего не успеваю.
Он неожиданно для меня опускает голову. Перехватывает мою руку иначе — запястьем вверх. Скатывает ткань. Мое сердце запоздало ускоряется.
Мужские брови снова сводятся. Продолжая сжимать одну, он проделывает то же самое и со второй моей рукой.
Стонать хочется.
Я дергаю их, но поздно. В меня выстреливает удивленно-взведенный взгляд. Воздух режет убийственное:
— Юля, это что?
______________________________ Уважаемые читатели, я решила что читаем сегодня, а завтра и послезавтра отдыхаем) До встречи в понедельник) Вы и (с)моргнуть не успеете, а глава уже ждет)))
Глава 45
Юля
Судья Тарнавский верен своему слову на все сто. Меня отправляют «на хранение» к маме. Только не его, а моей.
С его мы познакомиться не успели.
Еще с первого намека Руслана Смолина я знала, что рассказывать Славе правду о его интересе ко мне нельзя. Если, конечно, я хочу продолжать участвовать в афере.
Я считала, что натиск похоти выдержу сама. Хитростью и ловкостью всего избегу. Но в итоге проебалась тоже я. Насколько сильно — не знаю. Но не признаться — уже не вариант.
Меня практически снесло волной даже не злости, а звериного бешенства, когда ответила на вопрос про следы на запястьях. Мне выжгло напрочь ресницы. Дальше он захлопнул чувства заслонкой.
Я осталась снаружи. А что там внутри… Страшно — не то слово.
Мы легли спать, но не спали. Слава с раннего утра занялся звонками, я — сбором необходимых мне «на пару дней» вещей.
Он не кричал на меня. Не обвинял. Не сомневался. В общении со мной включал легкость. Шуточки. Поцелуи. Поглаживания. Изучал взгляд. Долго обнимал. Укутывал заботой. Усыплял тревожность, как мог.
Посадил в машину с водителем, пообещав, что заберет, как только чуть-чуть здесь сам разрулит.
— Ты увольняешь меня с должности крысы?
— Я тебе скоро другую предложу, хорошо?
Он поцеловал меня в губы и с силой захлопнул дверь. Не смотрел вслед и не махал рукой. Развернувшись, сунул кисть в карман и направился обратно к дому.
Я знаю, что это не так, но как будто скинул балласт. Унизительно, что его балласт — это я.
* * *
Я у мамы уже вторую неделю. Время тянется и мучает меня.
Сказать, что родители были удивлены увидеть меня во вроде как самую жаркую пору и по учебе, и по работе — это ничего не сказать. Только никто, конечно же, не ругал за сюрприз.
Поверили в мой рассказ о вспышке гриппа и временной дистанционке. Но это родители. Мама с папой тут же побежали на рынок за моими любимыми вкусностями, которые в горло так и не полезли. А пришедший на новость Влад потащил в комнату разговаривать начистоту.
Я поделилась с братом почти всем. По его лицу сложно было определить — осуждает или нет. Он только качал головой. Когда закончила — потянул на себя. Обнял крепко-крепко. Я застыла, потому что у нас так не принято. А потом внезапно расслабилась. Задрожала. Глаза стали мокрыми. Я себе призналась, что страшно.
— Пусть разбираются, Юль. Судья прав. Это они тебя втянули. Ты для всего этого слишком нормальная.
После этого закончилась ирония насчет наших отношений. По разговорам с мамой и папой я поняла, что им Влад тоже ничего не сказал. Я не зря доверилась.
Не зря положилась.
И на Славу я должна просто положиться. Четко так, как мы договаривались.
Мы с ним созваниваемся. Списываемся. Я часто выхожу в парк на длительные прогулки, чтобы поговорить с ним без посторонних.
Он не запрещал мне выходить из квартиры. Не приказывал оглядываться. Я допускаю, что кто-то невидимый гарантирует мне безопасности, но рада, что не знаю этого точно.
Жаль только, не могу себя не
