Ему похуй. Губы ближе. Запахи ярче. Я бью. Он перехватывает запястью. Заводит за спину и больно сжимает.
Моих губ касаются мужские. Он ведет по ним и просит:
— Ну чего ты… Дай.
Дыхание сбивается. Срывается. Он не ждет согласия: накрывает рот своим. Я всхлипываю. Дергаюсь. Запястья пульсируют сильной болью. Он не отпускает.
Проникает языком — кусаю. Вытаскивает его. Смотрит в глаза, как будто считывая в них: играю или правда.
— Вы заставили меня согласиться на сотрудничать, но я никак не давала понять, что заинтересована в продолжении. — Одному богу известно, как сложно сейчас даются слова.
— А в продолжении с ним ты заинтересована? Помнишь вообще, что его скоро сольют?
Молча смотрю в ответ.
— Насколько сильно ты к нему привязалась, Юля?
Снова молчу.
Знаю одно: он — тварь, до будущих синяков сжимающая мои руки. Хотящая от меня не только преданности, но лечь под победителя.
— Я хочу покончить с этим побыстрей. И забыть. О вас.
Усмешка на сей раз больше похожа на оскал. Он дергается вперед, я снова бьюсь затылком. Еще ближе — изворачиваюсь и впиваюсь ногтями в держащую меня руку.
— Ненавидишь меня?
— Всей душой.
— Спасибо за искренность.
Он снова впечатывается ртом в мой рот. Насильно раскрывает губы. Меня колотит из-за переизбытка чувств. Это все слишком.
Впиваюсь ногтями сильнее. Он отпускает руки. Давлю в грудь. Уворачиваюсь.
Делаю глубокий вдох, когда его губы спускаются ниже. Зубы больно царапают кожу на шее. Мстит мне за сопротивление.
Сердце вылетает из груди. За ребрами больно. Я чувствую, как накатывает паника, которую нельзя показывать. Хочу сказать кучу всего, хочу уничтожить, но здравый смысл бьется единственной фразой в висках:
— Прекратите. Он следы увидит.
Это срабатывает. И я вроде бы понимаю, что вовремя. Но по факту… Боже, насколько же поздно!
Смолин несколько бесконечных секунд жалит мою шею своим дыханием. Смотрит вниз — на полуобнаженную из-за спущенной майки грудь. Дальше — заботливо поправляет бретели. Делает шаг назад и смотрит в глаза:
— Ты не представляешь, как я хочу поскорее его размазать. По ряду причин.
Глава 44
Юля
Мои сны стали суетными. Они закручиваются в воронку из погонь, насилия, арестов, и засасывают меня до ощущения абсолютной беспомощности и нехватки воздуха.
Я в очередной раз просыпаюсь, разрывая жадным вдохом схлопнувшиеся под несуществующим прессом легкие.
Глаза привыкают к темноте. Сердце колотится навылет.
Всё хорошо. Я дома.
Тяжесть, которую ощущала, — это рука Славы на моем животе.
Я совсем не хочу его будить. Поворачиваю голову и смотрю на спящего судью.
На улице — первые декабрьские заморозки, мы оставляем на ночь открытым на проветривание окно, но это никак не влияет на его привычку спать в одних боксерах, сбросив одеяло. Голый. Горячий. Пышущий жаром и властью даже во сне. Такой самоуверенный…
Я люблю его больше жизни. И не позволю его размазать.
Осторожно снимаю с себя руку и выползаю из кровати.
По сформировавшейся за последние три дня привычке натягиваю рукава пижамной кофты вниз по самые пальцы.
Так я скрываю от Славы следы «благосклонности» Смолина. Корю себя за то, что пошла поговорить.
В очередной раз убеждаюсь, что излишняя сострадательность — главный источник моих проблем.
Но время уже не отмотать.
Только и Славе я пока не призналась. Не знаю, должна ли. Не понимаю, что будет после.
Еще не понимаю, Смолин меня раскусил или нет? Засомневался?
Обойдя кровать, выхожу на балкон. Беру со столика сигареты и зажигалку Славы.
Здесь курить мне опасно, поэтому по уже налаженной схеме на цыпочках крадусь на кухню. Настежь открываю окно. Сажусь на широкий подоконник.
Притягиваю колени к груди и поджигаю.
Я все еще не поняла, в какой момент никотин успокаивает, но уже научилась не задыхаться и не кашлять.
Мне страшно от происходящего вокруг и перспектив. Я не могу перестать думать, чем грядущая развязка нашей опасной интриги обернется для каждого ее участника.
После последних дней уже не получается блокировать мысли о Лизе. Неужели ей мало потрясений в жизни? Ей-то всё это за что? И как скажется?
Страх за себя выступает бисеринками холодного пота на лбу. Адреналиновая эйфория сошла на нет. Безосновательное чувство безопасности испарилось. Мы играем с крайне высокими ставками. И никто нам не гарантирует выигрыш.
Но куда больше, чем о других, я и думаю, и боюсь за Славу. Не прощу себя, если моя опрометчивость станет причиной его провала. Страшно, что я где-то сбойнула. Что Смолин всё понял. Что он всего лишь прощупывал мои реакции и уловил лицемерие.
Затягиваюсь особенно глубоко. Игнорирую тот факт, что пальцы дрожат.
Тру запястья через ткань.
Я ненавижу его до пульсирующих взрывов в висках и вспышек перед глазами. Даже не за себя. Не за синяки и толчки языка во рту. За то, что идет по головам и не планирует останавливаться.
Углубляюсь в мысли и пропускаю момент своего разоблачения.
Слышу шорох — дергаюсь в сторону.
Вижу взъерошенного Славу в арке. Тушить сигарету уже поздно, но я все равно тянусь к пепельнице и вжимаю ее в дно.
Он надвигается. Я стараюсь нарядить губы в улыбку. Меня все так же качает: говорить или нет?
Тарнавский подходит близко-близко. Двигает меня. Закрывает окно. Дальше — упирается кулаками в подоконник, заключая в ловушку. Наши лица на расстоянии беззвучного вдоха. Мне стыдно, что мой пахнет табаком. Обычно я чищу зубы. Он не замечает. А сейчас поймал.
Блуждает взглядом по лицу. Заныривает вглубь. Я боюсь, что читает мои мысли.
Качнувшись вперед, прижимается к губам в невинном поцелуе. Я знаю, что он хочет, но мы еще не занимались сексом. Пока что я перед ним не раздеваюсь. Закрываюсь, когда ухожу в душ. С учетом нашего плохого опыта он мог бы снова во мне засомневаться, но он доверяет, как и обещал. А я?
Я не предательница, если скрываю потенциально опасные вещи? Я просто боюсь, что ему крышу сорвет…
Слава отрывается от моих губ, сбивая мне дыхание. Ерзаю. Прокашливаюсь. Возвращаю самообладание.
Позволяю достать из лишенных гибкости пальцев пачку с зажигалкой.
Он откладывает их и заставляет смотреть в глаза.
— Не смей себя травить. — Приказ не вызывает протеста, только щемящее чувство нежности в груди. Я закусываю щеку изнутри. Эмоции переполняют.
— Я чуть-чуть…
— Нет, Юль.
Мой пристыженный взгляд опускается вниз. Я упираюсь в покрытую темными жесткими волосками грудь. Одновременно хочу коснуться его, обнять, попросить о поддержке и боюсь навредить.
Слава тянется к моему лицу разжавшимся кулаком.
