накручивать. Не винить. Не бояться.
Из спасительницы, которой лично благодарен Аркадий Власов, я стала вылетевшим из цепочки слабым звеном.
Меня никто не посветит в то, как теперь выглядит план.
Смолин не пишет и не звонит. И я понятия не имею: потому что он уже в курсе всего или еще заблуждается на мой счет и держит паузу после того, как пережал?
Чтобы не сойти с ума от вопросов без шанса на ответ, я помогаю Лизе с выбором квартиры. Подруга выглядит освободившейся и куда более стойкой. А я снова не рискую вывалить на нее то, что бушует внутри.
Подтягиваю учебные хвосты. Пишу диплом, за который собиралась плотно засесть в феврале. Клянчу у Славы работу, но он слишком занят и часто забывает о том, что обещал.
Это чувствуется. Это читается между строк нашей переписки. В несколькочасовых промежутках между ответами. В его переспрашиваниях. В надутом энтузиазме, который сменяется пропастями тишины.
Я дико хочу к нему. И похуй, что рвусь в пучину. На обочине хуже. Теперь я знаю это точно.
Сижу в своей комнате на подоконнике. Очень хочется курить, но я после той ночи не делала ни одной затяжки. Он не хочет. Я не стану.
Отсчитываю сначала минуты, а потом и секунды до восьми вечера, чтобы его набрать. Сегодня пятница. Он будет в суде часов до семи, не меньше, а потом, если повезет, уделит время мне.
Кручу мобильный в нетерпеливых пальцах. Набираю и слушаю гудки под ускорившиеся удары сердца. Если не возьмет — моя паника разгонится от нуля до сотки. Поэтому лучше…
— Алло, — слышу его голос. Тут же сканирую на все реальные и выдуманные полутона. Он бодрый. Вокруг — какой-то гул. Я хмурюсь. Непроизвольно тру запястье, следы с которого давно сошли.
Я пережила испуг. Я правда по-глупому, но искренне рвусь обратно в бой.
Только ему об этом не говорю.
— Привет, ты занят?
— Нет. На мероприятие приехал. Отойду сейчас.
Слышу стук набоек. Отдаляющийся шум. Ревную до того, что кажется в грудной клетке что-то трещит и раскаляется. Я хочу быть рядом, а не так!
— Что за мероприятие? — Хотелось бы звучать не надрывно, но сама понимаю, что палюсь.
Слава тихонько смеется. Я краснею и кусаю губы.
— Без дури и эскорта, Юля. Всё очень цивильно. И скучно.
Что ему скучно по жизни — не верю. Но ответ глотаю. Успокаивает ли он меня? Нет, конечно. Мы оба знаем, что я имела в виду другое. И оба же делаем вид, что не имела.
Выждав полсекунды, Слава глубоко вздыхает и резко переводит тему:
— Ты отели посмотрела? Выбрала уже?
До металлического привкуса во рту покусываю уголок губ. Мне хочется говорить вообще не об этом, но понимаю, зачем Слава делает то, что делает.
Я должна была выбрать отель в Альпах. В этом наши планы не меняются. Мы едем туда на рождественские каникулы. Но… Я понятия не имею, он правда в этом настолько верит, у него правда все под таким контролем или это игра? Я же знаю, как классно он играет…
— Выбрала два. Один прямо на берегу озера. Номера с видом на горы и воду. Очень красиво, но дороже. Второй чуть дальше от воды…
— Похуй на второй. Берем дороже.
Я ясно вижу, как взмахивает рукой, даже не дослушав. Резкий. Жизнь любит. Меня любит. Не экономит и не разменивается. Несется по бану с фирменным рыком полуспортивной Ауди.
Я очень хочу от него заразиться.
— Хорошо. Тогда бронировать?
— Да. Сумму напишешь, тебе закинут.
У него земля под ногами горит. Над шеей висит дамоклов меч. А он вот так…
Вжимаюсь затылком в стену. Смотрю в угол. Даже в окно не выходит. Как же мне хочется быть менее мнительной! Как же мне хочется расслабиться!
— Хорошо.
— А родители что там?
— Ты куришь, что ли? — определяю это по звукам. В ответ слышу смех.
— Так родители что? — Судья даже не думает оправдываться или объясняться. А я злиться на него не могу. Люблю и все. — Брат?
— У всех всё хорошо. Спрашивают, когда я возвращаюсь. Судья же не мог дать своей бесценной помощнице бессрочный отпуск! — Цитирую недоумение и интонацию мамы. — А я не знаю, что отвечать.
Недолгая пауза режет нервы тонкими слайсами. Слышу, как Слава прокашливается. Его голос преображается, и дело не в никотине. В нем пробивается нетерпение. Я чувствую бешеную искренность. Такую нужную. Пронзающую до слез.
— Скоро, Юль. Я тоже очень скучаю по бесценной помощнице. Просто дел дохуя. Сейчас так лучше. Отдыхай, хорошо?
— А ты?
— Высыпайся. В Альпах не выспишься. Намек понимаешь? — Он снова придает голосу светской бодрости. Я уже немного ненавижу это. Хочу его настоящего, а не прилизанную версию для окружающих. Хочу в горе и в радости, а не только, когда хорошо.
— Ты вроде собирался кататься и пить грог. — Но вместо того, чтобы выводить его на чистую воду, я сдаюсь. Подыгрываю.
— Это если время будет.
— Слава…
Смеется. Курит. Стоит где-то на холоде без верхней одежды. Уверена в этом.
Мы недолго молчим. Я понимаю, что пора сбросить и отпустить его. Но как же сложно!
— Как дела, Слав? — Спрашиваю даже без надежды на абсолютно честный ответ. И не получаю его, конечно же.
— Все заебись, малыш. Как иначе-то?
Действительно.
Вздыхаю и качаю головой. Напрямую про Смолина я не спрашивала и не спрошу. Только гуглю по десять раз в день три фамилии в разделе новостей. Тарнавский. Смолин. Власов. Пока — ничего.
— Дай мне какую-то работу. Я скоро на стены полезу. Хочу быть нужной.
— Ты мне очень нужна, Юль.
Не знаю, чувствует ли это он, но у меня глаза становятся влажными. Чтобы не булькнуть, молчу. А в голове: и ты мне. Очень. Прости, что не смогла довести до конца. Мне из-за этого плохо. Очень плохо.
— Я подумаю про работу. — Слава сжаливается.
Скупое:
— Спасибо. — Не передает и мизерной частички моей благодарности. Мне жизненно важно чувствовать себя ближе к нему. — Мне так сложно тебя отпустить… Думаю, что ты там… Вокруг жизнь…
— Бабы всякие… — Он подтрунивает, но мне ни черта не смешно. Иногда и об этом думаю, да. Всего боюсь. Все изнутри жрет ржавчиной.
— Слав…
Смеется. Укутывает меня бархатом своего самоуверенного смеха.
— Еще немного, Юль. Честно.
— Ты знаешь, сколько?
— Приеду скоро.
— Сам?
— А как еще?
Молчу. Не знаю. Меня мурашит. Я уже представила. Набираю воздух в грудь, чтобы длинно признаться в чувствах, но приходится сдуться.
— Я завтра наберу, Юлька. — Он обещает
