— Да уж, — фыркает он. — Вечно ты, Мэри Кей, о семье печешься… Помолчи и дай мне подумать.
Меган права, Мэри Кей. Айвен — гребаный козел. Я должен проявить терпение. Ты очень похожа на Лав Квинн, которую тянет к плохим парням, и многое им позволяешь, даже оскорбления. Надо было сразу выставить его за порог, а ты предоставляешь Айвену безопасную гавань, пока он беснуется на глазах у твоей дочери.
Он швыряет пустую банку на твой ковер.
— Где взять пива в этом гребаном доме?
Ты спрыгиваешь с дивана и бежишь в гараж. Тем временем Айвен продолжает брыкаться, пытаясь очернить имена всех девятнадцати женщин, вступивших в ряды #АрмииМеган. «Сами не лучше» — классическое оправдание, кодекс бесчестия, который дает Айвенам править миром. Он поднимает свой телефон с пола (наконец-то) и показывает нам фотографию женщины по имени Венди Гэбриэл.
— Видите эту? — рычит он. — Я ее пальцем не тронул. Она сама положила мою руку себе на бедро. Но такие подробности они опускают. — Плюет в экран телефона с открытой статьей. — Пошли вы, чертовы писаки!
Ты возвращаешься из гаража с двумя банками пива, и он стонет («Оно же безалкогольное!»), однако все равно одну банку открывает, а другую запихивает в морозилку и снова принимается вопить в трубку, что никого не трогал. Вообще!
Я беспокоюсь за Номи. Она уже несколько минут пялится на одно и то же стихотворение Клиболда в своей книге, а я все-таки заботливый отчим. Беру пульт и включаю телевизор. Она смотрит на экран.
— Вы можете включить нам фильм?
— Конечно. Что выберем?
Она смотрит на рекламу антидепрессантов.
— Что-нибудь душевное.
Я захожу в каталог, вижу «Оптом дешевле 2», нажимаю на него, а Номи ворчит:
— Не настолько душевное. Там есть фильм про Ханну, который вы мне советовали?
Нет, для этого фильма не время, и она открывает свою книгу.
— Ладно, — говорит, — буду читать.
Айвен все еще кричит на адвоката. Нам нужно выставить его из дома. Попроси его уйти, Мэри Кей. Давай. Ты прикусываешь верхнюю губу и хрустишь костяшками пальцев, Айвен извиняется, едва ли искренне, и его голос затихает, когда он хлопает дверью ванной. Я встаю с кресла Фила и бросаю пульт Сурикате, а ты следуешь за мной на кухню.
— Мэри Кей, — говорю я, — он больше не может здесь жить. Ты же понимаешь. Дальше будет только громче.
— Все не так просто, Джо. — Номи открывает «Колумбайн» (регресс — слово дня), и ты вздыхаешь. — Стыдно признаться, но дом принадлежит ему.
Хорошо, что ты мне открылась, и я киваю.
— Ясно…
— Длинная история. Мы с Филом так и не научились обращаться с деньгами.
— Значит, дом записан на его имя?
Ты смущена, хотя ни в чем не виновата, и мы так близко, Мэри Кей, мы в паре шагов от настоящей свободы…
Айвен снова хлопает дверью ванной и снова говорит по телефону.
— И ты еще называешь себя юристом? Перезваниваешь мне через четыре часа и отчитываешь за то, что я хочу от них откупиться? У них что, аллергия на деньги появилась? До или после аллергии на член?
Номи закрывает книгу и берет телефон.
— Посмотрю, могу ли я вернуть документы в Нью-Йоркский университет.
Видишь, Мэри Кей? Хорошие новости! Мы возвращаемся в прежнее русло.
А потом Номи бросает телефон на диван и вздыхает.
— Я даже не знаю, кому отправлять электронное письмо. — Она хватает пульт. — Да и зачем париться из-за университета, если в семье такой бардак?
Замечание верное, но ей не будет так одиноко, когда мы с тобой создадим новую семью. Ты пытаешься сесть рядом, она тебя отталкивает.
— Номи, черт возьми, посмотри на меня. Я люблю тебя. Обещаю, все скоро наладится.
Она плачет, но все еще борется с твоими объятиями, толкается, как делала когда-то внутри тебя, не решаясь покинуть твое лоно и войти в наш кошмарный мир. С третьей попытки ты все-таки обхватываешь ее руками, и вот она снова в твоей утробе, тихо плачет у тебя на груди.
Момент нежности между матерью и дочерью, и я молчу, уважая ваши чувства, но тут Айвен швыряет свой телефон на стол.
— Итак, ведьмы побеждают. Их папочки, и особенно мамочки, славно потрудились.
— Айвен, — говоришь ты, напоминая о присутствии Номи, его племянницы. — Довольно. Остынь.
Он скулит, что не может остыть, ведь в этом гребаном доме для него не хватает места, поэтому я выпрыгиваю из кресла покойного Фила.
— Пожалуйста, Айвен, садись.
Он не благодарит меня и продолжает стоять.
— Не могу сидеть без дела, пока идет охота на ведьм.
Затем, противореча сам себе, усаживается в мое кресло. В гостиной воцаряется молчание, слышны лишь голоса из телевизора. Айвен начинает рыдать.
Мне здесь больше нечего делать — ты это знаешь, я тоже; надеваю пальто, машу Сурикате на прощание. Теперь ты сможешь выпроводить его, чем сейчас и займешься. Его слезы — белый флаг, он понимает, что проиграл.
И тут Айвен поднимается и говорит:
— Зато у меня есть одна гребаная хорошая новость. — Ты смотришь на Айвена, Номи смотрит на Айвена, а я не смотрю и даже не хочу знать, на какое ток-шоу он напросился, чтобы попытаться обелить себя. Он вынимает из морозилки вторую банку пива. — Я смогу заплатить адвокату… — Он открывает банку. Все взгляды устремлены на Айвена, даже мой. Он усмехается. — Потому что я продал дом.
Выражение твоего лица красноречивее слов. Ты молчишь. Ты бледнеешь, ты никогда не хотела переезжать, а он бессердечен. Жесток. Это твой дом, а он хвастается, что покупатель заплатит наличными. Ты оглядываешь свою гостиную, а Суриката поднимает на тебя глаза и рявкает:
— Ну, и что теперь, мам? Мы бездомные?
38
Вы не бездомные. Если кто-то на острове и заслуживает звание святого, это я. Щедрый Джо! Я распахнул перед тобой двери своего дома — и теперь ты живешь со мной!
Ну, вроде того. Забавно, как жизнь замыкает круг. Я выбрал этот дом, сидя в тюрьме. Показал его Лав — думал, она будет рада домику для гостей, где могли бы останавливаться ее родители. Она меня высмеяла — дом для них слишком мал, — но я упорно держался за него, потому что он классный. Он на воде. У него есть характер. Мне до смерти надоели типовые дома, популярные в Лос-Анджелесе, которые сохраняют прохладу. На Бейнбридже бывает и другая погода, кроме жары. Тебе нужен дом с большими окнами и место, где можно понежиться на солнце. Я думал, мой гостевой дом будет пустовать, пока Форти не вырастет и не покинет свою матриархальную тюрьму, но теперь в нем живешь ты и Суриката.
Месяц выдался тяжелый, Мэри Кей. У тебя не было на меня времени, ты пыталась отговорить Айвена от сделки. Однако самовлюбленный сексист не уступил, тем более когда его (ранее послушная) жена подала на развод.
