молчанию и повиновению.
Люпен воображал себе план врага: бросить растерянную и дрожащую Долорес в объятия Пьера Ледюка, убить его, Люпена, и править вместо него, используя власть великого герцога и миллионы Долорес.
Версия вероятная, версия достоверная, которая соответствовала событиям и давала объяснение всем проблемам.
– Всем? – сам себе возражал Люпен. – Да… Но тогда почему он меня не убил этой ночью в шале? Ему оставалось только захотеть, а он не захотел. Одно движение, и я был бы мертв. Этого движения он не сделал. Почему?
Долорес открыла глаза, увидела его и слабо улыбнулась.
– Оставьте меня, – сказала она.
Люпен в нерешительности встал. Стоит ли проверять, не прячется ли враг за занавеской или за платьями в шкафу?
Она тихо повторила:
– Ступайте… Я буду спать…
И он ушел.
Однако снаружи он остановился под деревьями, которые образовывали темную чащу перед фасадом дворца. В будуаре Долорес он увидел свет. Потом свет переместился в спальню. Через несколько минут наступила тьма.
Он подождал еще. Если враг находился там, то, возможно, он выйдет из замка?
Прошел час… два часа… Никакого движения.
«Ничего не поделаешь, – подумал Люпен. – Либо он прячется в каком-нибудь углу в замке… либо вышел через дверь, которой не видно отсюда… Если только все это не самая нелепая из моих версий…»
Закурив сигарету, он направился к шале.
Когда он подошел поближе, то заметил, опять издалека, некую тень, которая, казалось, удалялась оттуда.
Он замер, опасаясь спугнуть врага.
Тень пересекла аллею. При проблеске света Люпену почудилось, будто он узнал силуэт Мальреша.
Он устремился вперед.
Тень бросилась бежать и исчезла.
– Ладно, – сказал он себе, – отложим до завтра. И на этот раз…
IV
Люпен вошел в комнату Октава, своего шофера, и приказал ему:
– Возьми автомобиль. Тебе надо быть в Париже в шесть часов утра. Ты встретишься с Жаком Дудвилем и велишь ему: первое – сообщить мне новости о приговоренном к смерти; второе – как только откроются почтовые отделения, отправить мне телеграмму, составленную таким образом…
Он написал текст телеграммы на листке бумаги и добавил:
– Как только выполнишь поручение, сразу вернешься, но только этим путем, вдоль стен парка. Ступай, не надо, чтобы о твоем отсутствии догадались.
Люпен отправился к себе в комнату, включил фонарь и начал тщательное обследование.
«Вот оно что, – подумал он вскоре, – сюда приходили этой ночью, пока я дежурил под окном. И если приходили, то я подозреваю, с каким намерением… Нет, я не ошибся… Дело принимает скверный оборот… На сей раз я могу не сомневаться, быстрый удар кинжалом и…»
Из предосторожности он взял одеяло, выбрал укромный уголок парка и заснул под открытым небом.
Около одиннадцати часов утра к нему явился Октав.
– Все сделано, патрон. Телеграмма отправлена.
– Хорошо. Луи де Мальреш, он по-прежнему в тюрьме?
– По-прежнему. Вчера вечером Дудвиль проходил мимо его камеры в Санте. Оттуда вышел охранник. Они поговорили. Мальреш все тот же, похоже, молчит как рыба. Ждет.
– Чего ждет?
– Рокового часа, черт побери! В префектуре говорят, что казнь состоится послезавтра.
– Тем лучше, тем лучше, – сказал Люпен. – Яснее ясного, что он не сбежал.
Он отказывался понимать и даже искать разгадку, предчувствуя, что вскоре истина откроется ему целиком. Оставалось лишь подготовить план, чтобы враг угодил в ловушку.
«Либо чтобы я сам туда угодил», – со смехом подумал он.
Люпен был очень весел, ни о чем не заботился, и никогда еще битва не сулила ему лучших шансов на удачу.
Из замка слуга принес ему телеграмму, которую он велел Дудвилю послать себе и которую почтальон только что доставил. Он распечатал ее и положил в карман.
Незадолго до полудня Люпен встретил на аллее Пьера Ледюка и без всяких околичностей сказал ему:
– Я искал тебя… Все очень серьезно… Ты должен ответить мне со всей откровенностью. С тех пор, как ты в замке, тебе не доводилось видеть какого-нибудь мужчину, помимо немецких слуг, которых я сюда поместил?
– Нет.
– Подумай хорошенько. Речь не о каком-то посетителе. Я говорю о мужчине, который прячется, присутствие которого ты мог бы заметить, мало того, присутствие которого ты мог бы ощутить по какому-либо признаку, впечатлению.
– Нет… А вы предполагаете?..
– Да. Кто-то прячется здесь… кто-то тут бродит… Где? И кто? И с какой целью? Я не знаю… но узнаю. У меня уже есть косвенные доказательства. Ты, со своей стороны, будь настороже… следи… А главное, ни слова госпоже Кессельбах… Не стоит ее волновать…
И он ушел.
Пьер Ледюк, озадаченный, потрясенный, продолжил путь к замку.
На лужайке он увидел синий листок и подобрал его. То была телеграмма, не скомканная, как выброшенная бумага, но аккуратно сложенная – очевидно, потерянная.
Она была адресована господину Мони, такое имя носил Люпен в Брюггене. В ней были следующие слова:
Знаем всю правду. Сведения письмом невозможны. Сегодня вечером выезжаю поездом. Встреча завтра утром в восемь часов на вокзале Брюггена.
– Превосходно! – сказал себе Люпен, следивший из ближайших зарослей за действиями Пьера Ледюка. – Превосходно! Не пройдет и двух минут, как этот молодой идиот покажет телеграмму Долорес и расскажет ей обо всех моих опасениях. Они проговорят об этом весь день, и тот услышит, тот узнает, поскольку он знает все, он живет в тени Долорес и Долорес в его руках, словно околдованная дичь… Сегодня вечером он примется за дело, опасаясь секрета, который должны мне открыть…
Напевая, он удалился.
«Этим вечером… этим вечером… потанцуем… Этим вечером… Какой вальс, друзья мои! Кровавый вальс под музыку маленького никелированного кинжала… Наконец-то мы посмеемся».
У входа в шале он позвал Октава, поднялся в свою комнату, бросился на кровать и сказал шоферу:
– Садись здесь, Октав, и не спи. Твой хозяин будет отдыхать. Позаботься о нем, верный слуга.
И он заснул крепким сном.
– Как Наполеон утром перед Аустерлицким сражением, – молвил он, пробудившись.
Было уже время ужина. Люпен плотно поел, потом, раскуривая сигарету, осмотрел свое оружие, перезарядил револьверы.
– «Порох сухой и шпага острая», как говорил мой приятель кайзер… Октав!
Прибежал Октав.
– Ступай ужинать в замок вместе со слугами. Сообщи, что ты едешь этой ночью в Париж на автомобиле.
– С вами, патрон?
– Нет, один. И как только закончится трапеза, ты действительно уедешь у всех на виду.
– Но в Париж я не поеду?
– Нет, ты будешь ждать на дороге за пределами парка, на расстоянии километра… пока я не приду. Это случится не скоро.
Он выкурил еще одну сигарету, прогулялся, прошел мимо замка, увидел свет в апартаментах Долорес, потом вернулся
