class="p1">Рядом со мной лежит сумка, внутри звонит телефон. Достав его, я вижу, что это папа — но я не могу разговаривать, просто не могу. Я отклоняюсь один раз, а потом сразу же отклоняю второй, больше он не звонит. Я почти никогда не сбрасываю папины звонки, даже выхожу с пары, чтобы сказать, что перезвоню.
Но сейчас я не могу. У меня не получается говорить. У меня даже с трудом выходит дышать.
Проходит так мало времени, совсем мало, когда я слышу голос Стаса из нашей спальни.
— Полина, открой мне, — требует он, из-за чего я начинаю плакать ещё больше. Мне больно. Боже, как мне больно от того, что он больше не мой. Он принадлежит этому ребёнку, потому что он его кровь. Он хотел ребёнка и никогда не откажется от него. И хочу ли я сама, чтобы он отказался от него? Я не знаю. Я совсем ничего не знаю.
Мои всхлипы становятся громче, но больше он ничего не говорит.
Он ушёл?
Моя истерика не успевает разрастись ещё больше, когда страшный грохот врезается в мои уши.
Он выбил дверь.
Мои глаза всё ещё закрыты, но я знаю, что он выломал дверь.
Он рядом.
Он берёт меня на руки, когда я отрицательно машу головой.
— Нет, не трогай меня, — прошу я, понимая, что без его прикосновений я умру. Но чем раньше я начну отвыкать от них, тем легче я переживу наше расставание.
Наше расставание? Я действительно думаю о нашем расставании? Истерика становится ещё сильнее, мысли путаются, лицо всё ещё прячется за трясущимися руками.
— Это последний раз, когда ты закрываешься от меня, Полина, — строго рычит Стас, вынося меня из ванной в спальню. — Ты услышала меня?
Теперь я даже не могу ничего ответить, не могу даже махнуть или покачать головой. Всё, о чём я могу думать, это ребёнок, его ребёнок. У меня только одно желание — исчезнуть, провалилься сквозь землю, стать невидимой.
— Ответь мне, — он усаживает меня на кровать, а сам садится передо мной на колени. Я не вижу этого, но слышу и понимаю, что происходит.
Его огромные огрубелые ладони гладят мои ноги — икры, колени, бёдра.
— Зачем, — безучастно говорю я, пытаясь совладать с собой и посмотреть ему в глаза. Я делаю это. Я смотрю в его темно-карие глаза, которые даже несмотря на чрезмерную жёсткость, всё равно излучают любовь и нежность по отношению ко мне.
Мне никогда не было так больно. Даже в тот момент, когда его жена пришла ко мне и рассказала, что я очередная игрушка, наигравшись с которой, он снова придёт к ней. Она говорила, что любовница никогда не станет ближе жены. Она говорила, что я очередная наивная девушка, которую он использует. Каждое её слово наносило острый порез моему сердцу, но сейчас…
Моё сердце просто уничтожено. Оно кровоточит. Оно затихает под звуки моих рыданий.
— Потому что я твой муж, Полина. Потому что ты должна обсудить со мной всё, что тебя тревожит, а не прятаться за закрытой дверью. И я выбью любую чёртову дверь, которая отделяет тебя от меня.
— Я могу рассказать, что меня тревожит, — всхлипываю я, когда Стас берёт мои влажные от слёз руки и целует.
— Я знаю, что сейчас тебя тревожит, принцесса.
— Твой ребёнок, — говорю я, и эти два слова звучат, как приговор, как моя смерть.
— Он не мой, Полина. Этот ребёнок не мой.
— Тогда почему она принесла его к твоему дому?
— К нашему дому, — поправляет меня Стас. Я думала, что этот дом наш, потому что он делал всё, чтобы я чувствовала здесь уют и заботу. Но когда под этим домом появляется его бывшая рука с малышом, я сомневаюсь, что это всё ещё мой дом.
Нет, мне нет здесь места. Мне нигде нет места.
— Принцесса, этот ребёнок не мой, — повторяет Стас, словно заставляя меня поверить в эти слова. — И даже если бы он был моим, это ничего для нас не изменит.
— Нет, изменит.
— Нет, Полина, не изменит. Я твой чёртов муж и я не позволю забрать тебя у меня даже концу света.
— Я не хочу делить тебя ни с кем. Я хочу, чтобы ты был отцом только нашему малышу.
Которого нет.
Зато есть у неё.
И он такой же темноволосый, как Стас.
И он с такими же глазами, как Стас.
И он мне врёт, говоря, что ребёнок не его. Он это делает, чтобы я не переживала, но я уже умерла. Морально, не физически.
— Ты никогда не будешь делить меня ни с кем. Я только твой. Я отец только наших детей. Я принадлежу тебе.
Из меня снова вырываются рыдания, потому что понимаю, что это ложь. Этот мальчик будет расти в ненависти ко мне, потому что я буду той, кто разрушил его семью. И я не смогу жить, даже если он всячески будет убеждать меня в том, что ребёнок не его. Когда его не будет дома, когда он будет задерживаться — я всегда буду думать, что он с ним и с ней.
— Стас, я ужасная, я ужасный человек. Моя мама ненавидела меня просто потому, что я существую, и теперь я ненавижу этого ребёнка точно так же. Он ни в чём не виноват, но я ненавижу его.
— Тихо, принцесса. Успокойся, — он снова оставляет поцелуй на моих коленях. Затем встаёт и куда-то уходит, возвращаясь буквально через несколько секунд со стаканом в руках. Он прислоняет его к моим губам.
— Что это? — спрашиваю я дрожащим голосом.
— Виски, — спокойно отвечает он, давая мне пить эту гадость буквально по глоткам.
Мне кажется, что меня может стошнить от этого ужасного вкуса, но мне почему-то становится легче, несмотря на то, что горло обжигается. Стас ставит полупустой стакан на прикроватную тумбочку и продолжает завороженно смотреть на меня.
Я хочу, чтобы событий вне нашей спальни не существовало.
— Ты прекрасный человек, Полина. Самый чистый. Самый светлый. Забудь обо всём, что произошло этим вечером. Забудь об этом чёртовом ребёнке, ты больше никогда его не видишь, как и её.
Но он увидит. Даже если будет скрывать это мне во благо.
— Я одержим, Полина. У меня есть только одна цель в жизни — это ты. Он даёт мне ещё немного виски, он сильно бьёт по моей голове, потому что я не пью ничего крепче шампанского и вина. — Ни одна грёбанная вещь в этом мире не заставит меня потерять тебя.
Он целует уголки
