— Выключи! — Эверт повысил голос, и Свен не очень понял почему.
— Я думал…
— Свен, выключи! Уважай мою скорбь.
— Ты хочешь…
— Уважай. Скорбь.
Свен нажал на кнопку, забрал выскочившую кассету и вернул ее в отделение для перчаток, аккуратно закрыл, убедившись, что Эверт видел и слышал это. Свен редко понимал шефа, но научился не задавать вопросов. Иногда лучше позволить человеческим свойствам просто оставаться таковыми. Он ведь и сам из тех тихих зануд, которые не рвутся в драку, не требуют ответов, не воюют за место в иерархии. Свен давным-давно решил для себя, что только такие боязливые, неуверенные в себе люди могут работать вместе.
— Террорист?
Свен обернулся к заднему сиденью.
— Что?
— Ты посмотрел его прошлое?
— Одну минуту.
Свен выудил из конверта пять документов и надел очки. Первый документ, из ASPEN, содержал особый код, который присваивали только очень немногим преступникам. Свен протянул бумаги Гренсу.
НАХОДИТСЯ В РОЗЫСКЕ ОПАСЕН ВООРУЖЕН
— Один из этих.
Гренс вздохнул. Захват таких преступников всегда означал дополнительный наряд полиции или специальные части из специально обученных полицейских. Один из беспредельщиков.
— Еще?
— База данных по преступлениям. Десять лет за амфетамин. Но что интересно — до этого был еще один срок.
— Ага?
— Пять лет. Покушение на убийство. Вооруженное нападение на полицейского.
Свен зашелестел страницами второго документа.
— Я раздобыл обоснование приговора. Наш террорист в Сёдермальме сначала несколько раз ударил одного полицейского рукояткой пистолета в лицо, потом дважды выстрелил в другого, одна пуля попала в бедро, вторая — в левое предплечье.
Гренс замер с поднятой рукой.
Слегка покраснев, он откинулся назад и свободной рукой яростно взъерошил жидкие волосы.
— Пит Хоффманн.
Свен дернулся.
— Откуда ты знаешь?
— Это он.
— Я тогда не успел дочитать до имени. Но… да, его так зовут. Эверт… как ты это узнал?
Слабый румянец Гренса сделался темнее, комиссар тяжело засопел.
— Я читал приговор, Свен, тот самый чертов приговор, меньше суток назад. Именно к Питу Хоффманну я ехал, когда собрался в Аспсосскую тюрьму, на допрос по делу об убийстве на Вестманнагатан.
— Я не понимаю.
Гренс медленно покачал головой.
— Его имя — одно из тех трех, которые я должен был проверить и вычеркнуть из расследования. Пит Хоффманн. Я не понимаю, как и почему, но, Свен, его имя было среди этих трех.
На кладбище, наверное, было красиво. Солнце пробивалось сквозь зелень высоких платанов; прямые, недавно выровненные граблями гравийные дорожки, в центре аккуратно подстриженных прямоугольных газончиков — надгробные камни, тихо ждавшие посетителей. Но эта красота была иллюзорной и при ближайшем рассмотрении оборачивалась угрозой, тревогой, беспокойством, а посетители сменили лейки и цветы на пулеметы и черные маски. Эдвардсон встретил Гренса у ворот, и оба заспешили к белой церкви, к высоким ступеням перед закрытой деревянной дверью. Эдвардсон протянул Гренсу бинокль, молча подождал, пока комиссар отыщет нужное окно.
— Вон та часть мастерской.
Гренс передал бинокль Херманссон.
— В той части мастерской всего одна дверь. Если брать заложников… оттуда не сбежишь.
— Мы слышали, как они разговаривали.
— Оба?
— Да. Они живы. Поэтому на штурм идти нельзя.
Помещение справа от входа в церковь было не особенно просторным, но только там сейчас можно было устроить штаб-квартиру. Обычно здесь собирались перед погребением скорбящие родственники, здесь ждали церемонии бракосочетания женихи и невесты. Пока Свен и Херманссон отодвигали стулья к стене, Эдвардсон подошел к маленькому деревянному алтарю и развернул на нем сначала план тюрьмы, а потом — подробный план мастерской.
— Его видно… все время?
— Я бы мог в любую минуту приказать своим снайперам выстрелить. Но расстояние слишком велико. Тысяча пятьсот три метра. А прицельная дальность нашего оружия — шестьсот метров максимум.
Эверт Гренс положил палец на чертеж, на окно. Только оно сейчас связывало их с человеком, который всего несколько часов назад убил другого человека.
— Он знает, что мы не сможем стрелять отсюда… и за решетками, за пуленепробиваемым стеклом… он чувствует себя в безопасности.
— Он думает, что он в безопасности.
Гренс посмотрел на Эдвардсона.
— Думает?
— Мы не можем его достать. А наше оружие — сможет. Но оно пока не здесь.
На большом столе для совещаний в угловом кабинете правительственной канцелярии лежал чертеж. Чертеж был хорошо освещен, электрический свет мешался со светом из высоких окон, откуда открывался вид на воды Норрстрёма и Риддарфьердена. Фредрик Йоранссон расправил складки на жесткой бумаге и подтолкнул план к центру стола, чтобы было видно начальнику Главного полицейского управления и заместителю министра.
— Вот это здание, ближе всех к стене, — корпус «В». А это — верхний этаж, здесь видно мастерскую.
Трое склонились над столом, пытаясь благодаря листу бумаги сориентироваться в месте, где никогда не были.
— Значит, Хоффманн стоит здесь. Возле него, на полу, лежат заложники. Один заключенный и один тюремный инспектор. Полностью раздетые.
У присутствующих с трудом укладывалось в голове, что вот эти прямые черточки на плане означают людей, которым угрожает смерть.
— Эдвардсон говорит, после прибытия дежурной группы спецназа Хоффманн несколько раз показывался в окне в полный рост.
Йоранссон снял со стола несколько папок — тонкие и одну толстую, с тюремными досье — и разложил их на стульях, чтобы освободить место на столе; когда места все же оказалось недостаточно, он, следом за папками, убрал термос и три пустые чашки. Потом развернул карту поселка Аспсос и фломастером прочертил прямую линию от больших четырехугольников, обозначавших тюремные строения, через открытое зеленое пространство к четырехугольнику, отмеченному крестом.
— Церковь. От тюрьмы — ровно тысяча пятьсот три метра. Единственное место для снайперской стрельбы. Эдвардсон уверен, что Хоффманн знает об этом. Знает, что винтовки полицейских до него не достанут. Именно это он дает нам понять, когда встает перед окном.
В термосе еще осталось немного кофе. Заместитель министра взяла чашку, налила до половины. Потом поднялась, походила по кабинету, посмотрела на своих гостей.
