из рук, но директор поднял и положил ее перед Аллой, спрашивая:
– Что с вами? – Кинулся к графину, налил в стакан воды, и поднес ей.
Почему-то всегда в таких случаях подносят воду, считая, что человеку надо обязательно попить. Вероятно, чтобы отвлечь.
Истровская совсем не хотела пить, но когда Пекрасов поднес к ее рту стакан с водой, разжала губы, и стакан застучал по зубам. Сделала глоток, второй, третий. После третьего глотка почувствовала, что к ней начинали возвращаться силы. Но возвращались они нехотя, словно не желали, чтобы Алла оказалась в той действительности, которая привела ее в шоковое состояние.
Она взяла стакан из рук Пекрасова. Пила, захлебываясь и обливаясь, но не отрывала стакана от губ, потому что тот в этот миг был как бы ее единственным спасением. Она боялась, что вода закончится и она не будет знать потом, что ей делать дальше.
Алла действительно не знала, как теперь быть. Сознание возвращалось и говорило, что ее обманули. Не просто обманули, а одурачили, как самую глупую и бездарную бабу. Сыграли на том, на чем она всю жизнь умела превосходно играть сама: на чувствах. У нее не укладывалось в голове, что ее попросту облапошили, разорили, что сама неизвестно кому отдала все свои деньги, и даже не только свои, но и чужие.
Истровская подняла глаза на генерального директора, она не в силах была назвать его Дмитрием Пекрасовым, просто язык не поворачивался, ибо с этим именем у нее был связан другой образ. И вдруг начала лихорадочно открывать свою папку. Достала договор с другим Пекрасовым и протянула директору. Тот взял, стал читать. Лицо вытянулось от изумления. Отошел от Аллы, сел в рабочее кресло, проговорил:
– Это невероятно. Никогда бы не поверил в подобное, если бы не увидал собственными глазами. Я понимаю ваше состояние. Вас профессионально надули.
Было страшно услышать это, невыносимо больно. Он с жалостью смотрел на нее, и эта жалость начинала приводить ее в бешенство. Истровская терпеть не могла, когда ее жалели. Кроме всего, она представила себе, какой дурой выглядела в его глазах, и вся ее сущность взбунтовалась против.
Директор увидал мгновенную метаморфозу. Из совершенно подавленной и разбитой женщины вырвалась наружу разъяренная волчица. В уши ударил визг, и Алла заметалась по кабинету, как раненая хищница. Пекрасов попытался остановить ее, но она вдруг накинулась на него с обвинениями, что он с мошенниками заодно и что она выведет их всех на чистую воду. Его молчание еще больше распаляло Истровскую. Кабинет стал для нее маленьким. В разные стороны разлетались бумаги со стола. В глазах была неистовая ненависть ко всем мужикам.
И директор понял, если Аллу не остановить, она разнесет весь кабинет. Его окрик не охладил ее пыла. Он взял телефон, но женщина вырвала и бросила на пол. Пекрасов выскочил из-за стола, схватил Истровскую за руки и прижал к стене. Ее тонкое тело не могло противостоять его силе, но оно безудержно дергалось, и он не мог заставить успокоиться. Тогда крикнул секретарю, чтобы вызвала охрану.
Прибежали охранники. Скрутили Аллу и вытащили в дверь, но она продолжала сопротивляться. Ее подхватили подмышки, подняли и понести в коридор.
Директор бросил ее папку с бумагами секретарю. Та догнала охранников и сунула эту папку им.
Аллу вынесли на улицу. Из нее безудержно неслась брань в адрес охранников и двух Пекрасовых: и этого настоящего в кабинете, и того, с котором спала. От мысли, что она спала с мошенником, у Истровской останавливалось сердце.
Она не знала, что ей делать дальше.
Наконец, обессилев, успокоилась и замерла на месте. Потом подняла с асфальта папку с бумагами и побрела к своей машине.
Как каленым железом жгла мысль, что обо всем этом скоро станет известно Адаевскому и, естественно, Хавину. Понятно, Анатолий тут же доложит Павлу о случившемся, ибо сразу будет ясно, что заемные средства магазин в течение года вернуть торговой сети не сможет. А кредит банку – тем паче. Итак, весь ее бизнес мгновенно покатился к банкротству.
Истровская села в машину. Не скулила от бессилия, а рычала. Долбила руками руль и рычала. В глазах стоял злой огонь. Если бы сейчас ей попался в руки этот мошенник, называвший себя Пекрасовым, она бы с него с живого собственными коготками содрала кожу, сантиметр за сантиметром.
Неистовый, бесподобный любовник, он безумно разжигал ее страсть, но в этой жизни за все приходится платить. Ее плата за собственную необдуманность, горячность и ненормальную увлеченность оказалась очень высокой.
Вспомнила, как, еще в далеком детстве, мать иногда говорила ей:
– Смотри, Алла, не залети с головой куда-нибудь из-за своей безрассудности.
Она смеялась над этим, потому что считала себя рассудительной и сообразительной. Но, оказалось, предупреждение матери не было напрасным. Сердце матери тогда в беззаботном детстве не зря беспокоилось за дочь и боялось за нее. И злилась теперь Алла не только на мошенников, но больше на себя.
Только через час Истровская нащупала ключ в замке зажигания и повернула его. Мотор заработал тихо и плавно. Алла уже точно знала, что в полицию заявлять не станет. Она мучилась от такого решения, потому что яро хотела отыскать мошенников и посадить в тюрьму. Однако все было непредсказуемо. К тому же сейчас надо было срочно искать решение, как покрывать убытки торговой сети в фирме Адаевского – Хавина, замаячившие на горизонте из-за неожиданного краха возврата займа. Нельзя было обрушить торговую сеть. Ее следовало спасти даже ценой потери собственного магазина.
Истровская включила скорость и даже не заметила, как машина покатилась. Только проехав метров двадцать, обнаружила, что движется. Тряхнула головой, пытаясь отбросить от себя все мысли и сосредоточить внимание на дороге. Но поняла, это плохо удается. Дорога впереди расплывалась. Алла импульсивно дернулась, подъехала к обочине и остановила машину. С нею что-то происходило, но она не понимала, что. Глубоко вздохнула и почувствовала резкую боль в сердце. Не такую боль, которая иногда мучила из-за мелких любовных осечек, нет. На этот раз сердце словно проколола острая игла. Женщина даже вскрикнула.
Легла затылком на подголовник, закрыла глаза и затихла, подумав, что сейчас сердце отпустит. Минут тридцать сидела без движения, погрузилась в забытье. Даже что-то снилось, но что именно, очнувшись, не могла вспомнить, только чудилось, слышала плеск волны. Распахнула веки, глянула сквозь стекло на дорогу, подумала, что показалось, просто это был шум машин.
Истровская снова сделала глубокий вдох и вновь почувствовала боль в сердце. Вспомнила, что в бардачке лежала аптечка с таблетками,
