над болью в суставах. Мои руки были подняты в немом знаке песни. Пробираясь среди безмолвных камней, я покинул это место и ввалился на древний мост, перекинутый через грязный канал. Пошатываясь, я вышел в свет уличных фонарей и поразился тому, каким отвратительно ярким он был. Каким же обжигающим казался свет каминов, лившийся из окон домов. И с какой издёвкой сияла мерзкая луна. Я попытался прикрыть глаза рукой, но обнаружил, что кожа на ней слишком бледная и светлая для этого.
Я был счастлив вернуться в свою, погружённую во мрак комнату. Свеча у открытого окна милосердно потухла. Я выбросил подсвечник в окно и прислушался к звуку его падения. Задёрнув шторы, я поставил жёсткий деревянный стул в самый тёмный угол комнаты, а затем тихо сел лицом к стене. Я задремал, но меня разбудил приятный холодок.
Окно осталось открытым и тонкие кружевные занавески на нём слегка колыхались. Дувший в окно ветерок был нежным и ароматным, но в то же время в нём ощущался космический холод, проникавший в поры моей кожи и пробиравший до костей. Холод сдавил и подхватил мою душу. Я подплыл к окну, лишь слегка касаясь ногами деревянного пола. Мои руки сорвали занавески.
Зелёная штора на окне взметнулась вверх, как испуганный зверь. Осколки тусклого звёздного света пронзали небо, а фиолетовая луна была такой маленькой и далёкой. Она бледно сияла над церковью Сен-Тоуд, отчего та казалась похожей на флуоресцирующую амфибию. В этом свете я увидел, как странно вытягивалась тень от старого камня. Она росла и растекалась по земле церковного кладбища, по осыпающимся надгробиям, и существу со скрипкой.
Надтреснутый колокол Сен-Тоуд пробил трижды[40]. Смычок двигался по скрипке, извлекая музыку сфер. Я поднял руки ей в такт. Боже, какой чудовищной была эта симфония! Как один-единственный инструмент мог породить такой пандемониум звуков? Откуда взялись те другие, outré[41] аккорды?
Шум прекратился. Мои руки замерли. Я увидел, как вдалеке женщина вонзила смычок в землю. Я видел, как она воздела руку к лунному свету и преклонила колени. Моя собственная рука двигалась, подражая её движениям, а вместе с тем синхронно двигалась и тень. Она клубилась вокруг неё, а затем выплыла с церковного кладбища. Тень вилась и разрасталась, расправляя свои густые чёрные ветви. Она ползла вверх по склону древнего холма, и другие тени присоединялись к ней. Тьма тянулась к отелю. Она поднялась и распростёрлась передо мной.
Я почувствовал, как холодная тьма тяжело стекает на мой разгорячённый лоб. Она наполняла тяжестью мои веки, отдавалась эхом в ушах, облачала руки, словно в перчатки, заставляя пальцы сжиматься в кулаки. Она просочилась мне в рот.
Тьма бурлила внутри меня. Я хотел петь, но мои руки отказывались двигаться. Тогда я открыл рот, никогда не издававший ни звука. И он, благословлённый космической тенью, начал петь, когда тьма вознесла меня.
Перевод: Алексей Лотерман, 2023 г.
Примечания переводчика:
Рассказ Уилума Пагмаира "Знак, что освобождает Тьму" (The Sign That Sets the Darkness Free) появился в сборнике "Щелчки в тенях и другие истории" (A Clicking in the Shadows and Other Tales, 2002), а затем вошёл в "Плесневое пятно и другие фантазии" (The Fungal Stain and Other Dreams, 2006).
Уилум Пагмаир
ПЛЕСНЕВОЕ ПЯТНО
W. H. Pugmire — The Fungal Stain(2006)
Рассказ Уилума Пагмаира "Плесневое пятно" (The Fungal Stain) из его сборника "Плесневое пятно и другие фантазии" (The Fungal Stain and Other Dreams) 2006 года.
"Примкни к моим губам в священном поцелуе…
""Поцелуй" Томас Мур
I
Я прислонился к окну небольшого книжного магазинчика, листая в свете свечи том Джастина Джеффри и упиваясь его космическим безумием[42], когда заметил фигуру в тумане снаружи. Странная игра света и тени, танцующая в клубах тумана. Я увидел этого человека, эту женщину, и подумал, что мои глаза сыграли со мной злую шутку. Её лицо казалось совершенно неправильным, скорее звериным, чем человеческим. И то, как она с любопытством приоткрыла рот, вдыхая вечерний воздух, было совершенно неестественным. Она опустила голову и посмотрела в сторону окна, быть может, привлечённая пламенем свечи. Её губы изогнулись в жуткой улыбке, и пока я наблюдал за движением рта, туман сгустился, скрыв её лицо.
Прислушиваясь, я вернулся к книге, и услышал, как открылась дверь магазина. Внезапная волна холода пронеслась мимо меня, струйки тумана смешались с окружающим полумраком. Она приблизилась к тому месту, где я стоял. Искоса взглянув на неё, я увидел, что она делает вид, будто изучает названия книг на полках. Закрыв сборник Джеффри, я потянулся, чтобы вернуть его на полку, но её рука, коснувшись моей, перехватила книгу.
— Какая редкость, — сказала она, улыбаясь. — Он описывал такие прекрасные места, не правда ли?
— Он описывал кошмарные пейзажи, — рассмеялся я.
— Великолепные, — ответила она и процитировала по памяти следующий стих:
"В деревушке, где чёрный камень стоит,
В том месте, где время неспешно течёт,
Я отыскал начертанное на нём,
Своё смертное имя."
Кивнув ей, я задул свечу, отнёс её к прилавку и вышел из магазина в туманную ночь. Воздух казался необычайно холодным, и я поднял воротник пальто, закрывая шею. Я понятия не имел, куда пойти, знал только, что не в настроении болтать с кем-то о пустяках. Мне хотелось окунуться в древнее очарование Кингспорта, этого города, где я остановился на какое-то время[43]. Я стоял, глядя на уличный фонарь, мерцавший в окутывавшем его тумане, когда услышал шаги на крыльце книжного магазина. Она остановилась на нижней ступени и огляделась, а затем, заметив меня, кивнула. Я неловко переступил с ноги на ногу и замер, услышав мелодичные звуки. Странная песня лилась из её неподвижного рта, смешиваясь с клубившимся вокруг неё туманом. Что-то в этой песне соблазнило меня, и, двигаясь почти бессознательно, я устремился к ней. Я медленно брёл, наблюдая, как тени на её лице сгущаются, искажая его черты. Вскоре не осталось ничего, кроме расплывчатых очертаний фигуры и двух булавочных головок её бриллиантовых глаз. А затем туман поглотил и их. Я подошёл к тому месту, где она стояла, но оказался совершенно один.
На следующий день я решил посетить вечер поэзии в кафе "Жестяная флейта"[44]. В этом поистине богемном заведении можно было увидеть множество шумных бунтарей, развешивавших по стенам свои картины и декламировавших печальные оды, стоя на
