ей хотелось позвать их. Стонавший ветер поднялся над водой, принеся с моря запах гнили… и чего-то потустороннего.
Плот выскользнул из тумана, и когда он приблизился к причалу, Кэтрин поняла, что картина Джереми Блонда не преувеличила неземную природу стоявшего на нём существа. Скорее, она точно передала его суть. Дрожа, девушка прижала ладони к влажному дереву и подалась вперёд, к призраку, остановившемуся всего в нескольких дюймах от неё. Фигура наклонилась к ней, её спутанные волосы извивались и переплетались с волосами Кэтрин. Призрачные когти сомкнулись на запястьях её дрожащих рук, когда мрачная тень устремилась через поры кожи, проникла в самую душу, изменяя плоть. Неестественным движением её рот растянулся, чтобы пропеть новые звуки, вырывавшиеся из горла.
Порождение чудесного кошмара отпрянуло. Кэтрин подняла своё бледное лицо к сумеречным существам, что ждали её в вышине. Расправив обретённые крылья, она взмыла в воздух и поплыла над тёмной водой, чтобы присоединиться к стае, парившей в туманном эфире.
Перевод: Алексей Лотерман, 2023 г.
Примечания переводчика:
Рассказ Уилума Пагмаира "Призрак обольщения" (The Phantom of Beguilement) был опубликован в сборнике "Плесневое пятно и другие фантазии" (The Fungal Stain and Other Dreams) 2006 года.
Уилум Пагмаир
ЗНАК, ЧТО ОСВОБОЖДАЕТ ТЬМУ
W. H. Pugmire — The Sign That Sets the Darkness Freea(2002)
Рассказ Уилума Пагмаира "Знак, что освобождает Тьму" (The Sign That Sets the Darkness Free) из его сборников "Щелчки в тенях и другие истории" (A Clicking in the Shadows and Other Tales, 2002) и "Плесневое пятно и другие фантазии" (The Fungal Stain and Other Dreams, 2006).
Я напевал под тихую музыку, стоя на тёмной веранде и взмахивая руками ей в такт. Как сладко она проникала в уши, такая же лёгкая, как влажная морось на моём восторженном лице и движущихся руках. Мелодия подошла к концу, и на какое-то мгновение воцарилась тишина, а затем откуда-то издалека до меня донеслись, сначала невнятные, звуки другой странной мелодии.
Я посмотрел на мощёные улицы, спускавшиеся вниз по крутому склону холма, петляющие и, казалось, сливающиеся в водовороте утраченного времени. Эти узкие улочки всегда были погружены во мрак, поскольку покосившиеся дома по обеим их сторонам почти соприкасались крышами. Мой взгляд проследовал мимо этих сгрудившихся крыш и глубокого канала к окутанному седым туманом шпилю церкви Сен-Тоуд[37].
Да, именно оттуда доносилась печальная музыка, звуки которой будоражили мой напряжённый слух. Я наклонился вперёд, вытянув руки, будто хотел прикоснуться к звукам, и, беспечно высунувшись слишком сильно, свалился с веранды на мокрую траву. Это было падение примерно с одиннадцати футов, а ведь я уже не молод. Не в силах громко выругаться, я тихо всхлипнул. Сдерживая выступившие на глазах слёзы, я с трудом поднялся на ноги и последовал за резонирующей мелодией. Я брёл не останавливаясь, спускался по древнему холму, ковылял под мрачной сенью старинных крыш и по старому каменному мосту, пока не оказался на церковном кладбище.
Я обернулся, сам не знаю почему, и бросил взгляд на вершину холма. Вдоль спящих тенистых улиц и покосившихся домов, которыми они были застроены, вверх к вековому зданию отеля и моему окну, где всё ещё мерцала одинокая свеча. Луна взошла над этим почтенным зданием, и её призрачный свет наполнял его слабым фосфоресцирующим сиянием. Я посмотрел в окно маленькой комнаты, где вёл своё жалкое существование. Лунный луч скользнул к нему, слившись с янтарным пламенем свечи, его холодный свет манил меня, словно желая сбить с пути.
Я повернулся спиной к этому маяку и вздохнул, всматриваясь в темноту перед собой. Луна совсем не освещал каменную церковь, её потрескавшиеся и покрытые плесенью стены, причудливой формы витражи и чёрный шпиль, устремлённый в тёмные безразличные небеса. Я удивился странному отсутствию звёздного света в чернеющем пятне космического эфира прямо над церковью Сен-Тоуд.
Где та музыка, что привела меня сюда? Я слышал только журчание воды в канале позади себя. Оглядевшись по сторонам, я смутно различил маленькое существо, притаившееся среди надгробий. Медленно, очень медленно оно пошевелилось. Я едва мог разглядеть скрипку в его руках и смычок, который осторожно начал двигаться.
Да, это были аккорды той самой мелодии! Более скорбной, чем гимны смерти, которые поют обитатели холмов Кентукки. Я опустился на колени и подполз к существу, игравшему на своей скрипке. Это была женщина, миниатюрная и изящная, с девичьим телосложением, но её лицо казалось таким же древним, как этот город. Я уставился на её подёрнутые бельмом глаза, на неестественный наклон головы и тревожную улыбку. Нерешительно, я потянулся к подолу её изодранной одежды и поднёс ткань к своим губам.
Музыка смолкла. Её лицо было обращено ко мне, а странная улыбка стала ещё более причудливой. Коснувшись смычком моего лица, она очертила им контур рта, который не могла видеть. Её же собственный рот широко раскрылся в песне.
"К звукам прикоснись сердцем и рукой,
Коль голос твой немой;
И вслед за музыкой тёмной земли,
К границам тени поспеши."
Она снова заиграла на скрипке. И пока она танцевала, кружась вокруг меня, казалось, что тень игриво следует за ней по пятам, словно какой-то преданный фамильяр.
Остановившись прямо передо мной, она воздела смычок к небесам, навстречу лунному свету. Это призрачное сияние озарило покрытую шрамами и болезненными пятнами кожу её лица, окружавшую невидящие влажные глаза. Продолжив играть, она подняла ногу, и прижала ступню к моим губам. Её сухая, запачканная кладбищенской землёй, плоть дрожала в такт пульсации музыки.
"О, человек безмолвия, мы вняли твоим грёзам и зову твоих желаний. Как биение сердца, как волнение ума, мы познали смятение твоей души".
Она убрала ногу от моего рта и опустилась на колени. Вкус её плоти сменился резким запахом тяжёлого дыхания. Её задыхающийся рот прижался к моему глазу в поцелуе.
— Оно, — прошептала она, — придёт ровно в три[38]. Его красота ужасна, его чудо неотвратимо. Это внушающий страх ответ на твою немую мольбу.
Пересохшие губы у моего лица искривились в усмешке. Слёзы застлали глаза, и я закрыл их. Странные очертания всполохами огня танцевали перед сомкнутыми веками. Я поднял руку, чтобы вытереть слёзы, а, открыв глаза, увидел, что нахожусь совершенно один в темноте и тишине.
Я вдыхал воздух, пробуя на вкус атмосферу ночи. Приникнув к кладбищенской земле, я прикоснулся к прошлому. Каким-то образом я знал, что моё тайное стремление освободиться от гнёта этого неотерического века[39] осуществилось. Я встал, смеясь
