авто.
Но наметанный глаз водителя Хичкова сразу заметил хвост. Хотел выпрыгнуть, бросить машину и затеряться среди людей и домов. Но вместо этого нажал на газ и стал уходить от полиции. Началась погоня. В каком-то переулке он поспешно крутанул рулем не в том направлении. И въехал в тупик. Когда уткнулся в стену какого-то здания, было уже поздно. Сзади прижали полицейские. Выскочил из автомобиля, выхватил пистолет и разрядил обойму по машине Акламина. Началась перестрелка.
— Надо взять живым! — предупредил оперов Аристарх.
Петляя по тротуару, преступник бросился к жилым домам, где мог затеряться во дворах. Пускать туда его было нельзя. Надо было остановить. Одна из пуль оперативников поразила бандита, тот упал и перевернулся навзничь. Аристарх кинулся к его автомобилю. Заглянул внутрь. Пусто. Озадаченно подбежал к преступнику. Один из оперов, проверив пульс, проговорил:
— Готов! Не удалось взять живым.
Не обращаясь ни к кому, Акламин спросил:
— Где же Корозов с Хичковым?
Никто не мог ответить на этот вопрос.
68
Выйдя из лифта на большую освещенную площадку, Вадим с Глебом подошел к металлической двери квартиры. Подручные стали за спиной. Дверь новая, номерок сверху новый. Звонок домофона сбоку на стене новый. Предупредил с угрозой:
— Помни мое слово! Если что не так, убью! Но в первую очередь твою жену! У тебя на глазах. В назидание тебе!
— Испугал, — напряженно выдохнул Глеб. — Подумай лучше о себе. Сходи в церковь, отмоли грехи! Я тебя не боюсь! Открывай дверь!
— Меня не надо бояться, меня надо слушаться! — сухо отсек Вадим. — Помни об этом! Иначе я жестоко наказываю! А в церковь мне поздно ходить. Там еще не придумали молитву, чтобы отмаливать мои грехи! — вставил ключ в замок, щелкнул, открыл дверь.
Шагнув внутрь, Глеб на мгновение зажмурился, вдохнул в себя воздух. И ему почудилось, что он уловил запах Ольги, ощутил тепло ее тела, увидел улыбку на ее лице. Сердце зашлось. Интуиция подсказывала, что на этот раз Хичков не обманул. Ольга действительно здесь. Распахнул веки, обвел глазами прихожую, увидел два мужских лица, похожих на тараканов, выползших ему навстречу из кухни. И в нос ударил дух сигарного дыма в воздухе. Удивился, как он мог только что вычленить из этой вони запах любимой женщины. Видно, так создала природа человека, что в экстремальных условиях нюх его способен обостриться настолько, что может учуять среди множества других запахов тот, который человек знает и ищет. В ногах появилась мелкая дрожь от предчувствия, что Ольга совсем рядом. Только протянуть руку. Он напружинился. И уже не видел тупых лиц, выступивших из кухни. В эти секунды они были для него ничтожны и пусты. И не было этой прокуренной прихожей с голыми полами, шкафом и вешалкой для одежды. Не было этих крашеных стен, не было люстры над головой, не было дверей. Ничего. И только толчок сзади вернул Глеба к реальности. Словно отрезвил, напоминая о Хичкове, как о неизбежности, которую следует преодолеть и побороть, чтобы вытащить отсюда жену.
Дверь за спиной захлопнулась. Вадим молчал. Его подельники смуро ловили движения Глеба. Он подобрался, точно приготовился к схватке, свел брови и стиснул зубы. Затем на всю квартиру вдохнул в себя:
— Оленька, где ты? Я пришел!
В комнате за закрытой дверью на диване Ольга, накрывшись покрывалом, лежала на боку. Когда она поворачивалась на живот или на другой бок, или сползала с дивана и ставала на ноги, Гержавина смотрела страдальчески и бросалась на помощь. Голос Глеба прозвучал для нее, как гром среди солнечного дня. Она даже не поняла сразу, явь это или ей померещилось? Вскинулась, приподняла голову, прислушалась. Подручный Хичкова у двери вскочил со стула, замер. Гержавина тоже ошеломленно затаила дыхание. Дети притихли.
— Оленька, я здесь! — снова позвал Глеб.
И словно какая-то пружина подкинула Ольгу с дивана. Забыв о болячках, она спрыгнула на пол, отбросила покрывало, метнулась к двери, выкрикивая в ответ:
— Я в комнате, Глеб! Я в комнате!
Преградив дорогу, подручный стал на пути. Она вцепилась в его лицо ногтями, завизжала, царапая щеки. Он захрипел, оторвал ее от себя, ударил. И в этот миг дверь распахнулась. Глеб с яростью сбил подручного с ног и подхватил Ольгу. Она не верила своим глазам, хотя всегда знала, что он обязательно придет за нею. Он прижимал ее к себе, и все вокруг перестало существовать. Подручный, вытирая кровь с лица, вскочил с пола и выхватил пистолет. Но появившийся в дверях Хичков остановил:
— Не тронь! Он хорошо заплатил за это!
Отступив, тот исподлобья враждебно смотрел на Корозова. Ольга боялась дышать, ей казалось, если она неосторожно пошевелится, этот сон исчезнет, и Глеб пропадет, испарится. Из глаз катились крупные слезы. Он целовал ее лицо, повторяя:
— Я с тобой, я с тобой.
— Наконец-то, — прошептала она.
Еще не знала она, что ничего не кончилось. И хорошо, что она этого не знала. Нельзя было отбирать у нее эти минуты радости. Обнимая и целуя ее, он вдруг осознал, что она стоит голая. Тело в синяках и ранах. Как на снимках. Он стал наливаться кровью. Быстро сдернул с себя куртку и накинул ей на плечи. Повернулся к Вадиму и выдохнул:
— Ты ответишь мне за все ее раны!
— Ты не благодарен! — отозвался тот. — Я за это наказываю!
Рядом с ним оживился подручный, а за спиной в прихожей вытянули шеи другие. Глеб насупился:
— Где ее одежда?
В ответ Хичков усмехнулся:
— Это подарок от Козыря! Неупакованный! В распечатанном виде!
Вздрогнув при упоминании о Козыре, Ольга заволновалась. Вдев руки в рукава куртки, застегнув ее, крепче прижалась к мужу. Глеб непримиримо смотрел на Хичкова:
— А ты не мог купить платье?
— Я не занимаюсь благотворительностью! — ответил Вадим.
— Понятно! — выговорил Глеб. — У тебя денег нет? Я тебе подам! Я всегда подаю нищим на паперти!
Снова подручный рванулся к Глебу, но Вадим, заскрипев зубами, остановил его:
— Пусть потешится! У него больше ничего не осталось! — отступил в прихожую, закрыв за собой дверь.
Кинув взгляд на оставшегося в комнате подручного, Корозов выдавил:
— Пошел вон, мразь!
Не пошевелившись, тот поджался, готовый наброситься на Глеба. Корозов крикнул Вадиму:
— Хичков! Убери эту образину отсюда!
Дверь в комнату раскрылась. Вадим, остановившись в проеме, глядел долго и недобро. В нем боролось два чувства. Одно требовало размазать Корозова по стенке, другое останавливало его, напоминая, что работа выполняется для заказчика. Он нарезал острыми морщинами лоб, с угрозой выпихнул изо рта:
— Я загоню тебя под диван,
