неё скручивается тугая пружина, она уже готова к тому чтобы броситься на защиту своих подопечных. Только открыть рот девушка не успевает.
Артур просто опускает ладонь на столешницу перед собой, и Анджела затыкается. По всей видимости, пределы наглости она сейчас нарушила и сама прекрасно это осознает.
— Мы занимаемся программой реабилитации для демонов высшего уровня уже не первый год, Анджела, — ровно замечает Артур, — и только у мисс Виндроуз получилось добиться хоть каких-то подвижек.
— Подвижки? — Анджела подается вперед, роняя запястья. — Какие у неё подвижки? Одна неделя без косяков у исчадия? При том, что она практически кормила его за свой счет, чтобы он не обострялся? Это смешно.
— Амнистированные отродья на тех же условиях у нас и пяти дней не выдерживали, — меж тем вклинивается Миллер, — исчадию же мы прогнозировали не больше трех.
— У вас? — негромко переспрашивает Агата, с удивленным интересом разворачиваясь к Миллеру.
Генрих запрокидывает голову, находя кресло для подсудимого неожиданно удобным — есть куда упереть затылок.
Хорошо, что с Полей подобных сцен ему будет не видно. Ей богу, уже сейчас отодрал бы Миллеру его блондинистую голову, чтобы Агате было некуда смотреть, а ему — было нечем ей улыбаться.
— Мы давно пытаемся начать работать с амнистированными старшими демонами, Агата, — тем временем поясняет Миллер, под скептическое хмыканье Дэймона с окна.
— Только пора бы уже прийти к выводу, что это слабнут их оковы, и нет у них возможности вписаться в нашу работу хоть на каких-то условиях, — Анджела разговаривает с Агатой как с маленькой девочкой, которая попросила ей объяснить, почему ночью темно. Самое забавное — Агата вообще не обращает никакого внимания на это. И легкий медовый запах щекочет ноздри Генриха, снова искушая терпкостью своего осадка. Она — слишком заманчивый приз, чтобы так легко выбросить из головы мысль опустошить и эту душу.
Лишний повод не передумывать. Жаль, повода вклиниться еще не возникло.
— Расскажите, — тихо произносит Агата, и выпрямившийся Генрих любуется на её еще сильнее побледневшую мордашку с опущенными ресницами.
А ведь она не боится.
Она почти в ярости. Её сложно обидеть выпадами в её адрес, но за демонов эта дурочка готова биться чуть ли не до крови.
— А чего рассказывать, давайте ей покажем? — подскакивает Анджела, не ощущая этого вибрирующего в голосе Агаты гнева. — Арчи, разреши привести Каллахана! В рамках демонстрации, разумеется.
Анджела говорит это с издевкой, ясно что она хочет лишь сильнее доказать Агате её неправоту. Пейтон же допускает молчаливую паузу, секунд на десять, а потом бросает заинтересованный взгляд на Агату и кивает.
Анджела пулей вылетает из зала заседания.
— Мисс Виндроуз, этот субъект в состоянии активного срыва. Отродье… Вы ведь намерены попытаться что-то с ним сделать?
Агата кивает, глядя не на Артура, а куда-то в сторону.
— Вы не должны за него поручаться, слышите? — повышая голос произносит Артур, а когда Агата вскидывается, добавляет тону еще и категоричности. — Мы должны знать, что вы можете без этого. Ваш лимит поручительств не безграничен. Вы не сможете поручиться за всех демонов с Полей.
— Небеса и не дадут мне взять на поруки абсолютно каждого, — бесстрастно откликается Агата, — им виднее, кого можно освобождать, а кого нельзя.
— И все же, нет, — Пейтон покачивает головой, — хотите что-то доказать — обойдитесь без этой молитвы. Сейчас!
Нажим на последнее слово заставляет Агату сощуриться.
— Только сейчас?
Артур пожимает плечами, будто без слов очерчивая: «А уж тут как справитесь».
Именно в эту минуту дверь зала снова распахивается. Точнее — в неё кто-то врезается твердой, мордатой головой с двумя длинными рогами.
Демон в состоянии активного срыва — то есть оголодавший настолько, что попросту не может вернуться в человеческую форму и пребывает в боевой. Крупный, с чешуей цвета темной бронзы, почти что достигшей черноты исчадий. Замирает почти сразу, как оказывается в зале, ослепленный аурами четырех архангелов сразу. Дышит демон хрипло. Раздумывает, что ему сильнее хочется — пожрать или сохранить шкуру цельной.
— Познакомьтесь, мисс Виндроуз, — ехидный голосок Анджелы Свон доносится откуда-то из-за спины демона, а саму её не видно, — Блейн Каллахан. Последнее отродье, которое не прошло программу реабилитации. Не поддается экзорцизмам, не превращается в человека. Безнадежный. Мы еще не успели вернуть его на Поля.
И судя по глухому рычанию демона — озвученная перспектива его совсем не устраивает. А вот идея перекусить одним из архангелов соблазняет все сильнее.
По глазам вдруг наотмашь хлещет белый свет. Будь этот свет ударом — из него вышла бы отличная пощечина.
Яркий, слепящий, прожигающий будто до души, едва живой, сокрытой под заскорузлым панцирем греха. Рядом скулит от той же вспышки Анна, от окна — доносится хриплое рычание Дэймона.
Зрение возвращается не сразу — хотя бы какое-то, не говоря уже о демоническом, остром, способном с крыши пятиэтажного здания читать газету у присевшего на лавочке внизу старика.
Когда Генрих обретает способность отличать людей друг от друга не только по ширине цветовых пятен и голосу, он замечает, что Триумвират тоже трет глаза с недовольными физиономиями. Резануло не только демонов. Хотя архангелов этот свет не мог ослепить, это точно.
— Уберите ошейник, мистер Пейтон, — раздается голос Агаты — уже от двери. Когда она успела оказаться там?
Светилась кстати тоже она. И сейчас оставались видны легкие волны света, исходящие от кожи девушки, будто теплый солнечный прибой. Агата стоит у самой морды отродья и смотрит ему в глаза, опустив свою маленькую ладошку между ноздрями демона. Слишком близко…
Генрих не успевает дернуться вперед, как с тихим клацаньем смыкаются вокруг его запястий две полосы святой стали, притягивая его руки к подлокотникам кресла.
— Не мешай ей, Хартман, — тихо произносит Артур, а Генрих оборачивается к нему и только рычит, потому что у него нет сейчас ни единого слова для этого безмозглого святоши.
Она! Слишком! Близко!
Отродье от исчадия отличают только габариты, но токсичность у них точно такая же. И сейчас этот ублюдок явно примеряется к точке особой чувствительности души. Чтобы истощить эту самонадеянную птаху…
Пусть этот ублюдок сейчас стоит смирно, это наверняка уловка, чтобы девчонка расслабилась и не вздумала больше использовать эти свои вспышки…
— Мистер Пейтон. Ошейник! — нетерпеливо восклицает Агата, а Генрих впивается взглядом в глаза Пейтона. В бесстрастные, изучающие глаза Пейтона.
