Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
– Она, она… Кому же еще быть, как не Екатерине Алексеевне.
– И она тоже танцует?
– Непременно, – повернулся к Василию Елагин. – И, смею заметить, весьма искусно. Уж не желаете ли вы ее пригласить? Помнится, говорили, что танцам не обучены.
– Он, как всегда, скромничает, – вступился за Василия Кураев. – А великая княгиня сегодня не дурна.
В это время Екатерина Алексеева бегло оглядывала зал, и взгляд ее на какое-то мгновение задержался на Мировиче. Да и трудно было не выделить среди других черноволосого, высокого, худощавого молодого человека с красивой горбинкой на носу и горящим, как уголья, взором, которым он буквально испепелял великую княгиню. Их взгляды на какой-то миг встретились, и Василию Яковлевичу почудился глухой призыв, исходящий из ее глаз, светившихся мягкостью и добротой одинокого человека.
«Как она одинока среди этой толпы! – подумалось ему. – Нет, я непременно должен с ней познакомиться…»
В это время к великой княгине подошел с низким поклоном Станислав Понятовский, и лицо ее моментально озарилось нежным внутренним светом. Она как-то по-особенному кивнула ему и произнесла несколько слов, расслышать которые за дальностью Мирович не мог. Но его самолюбие оказалось неожиданно уязвленным, будто бы его даму самым непостижимым образом без его на то разрешения увели непонятно куда, помешав их бессловесному диалогу.
– Вы меня совсем не слушаете, – тронул его за рукав Кураев. Мирович вздрогнул, глянул на него и смущенно переспросил:
– Простите, о чем вы?
– Э-э-э… Да вы, милый мой, кажется, успели уже влюбиться.
– Похоже, очень похоже, – поддержал его Елагин.
– Как вы смеете! – сверкнул глазами Василий, и хотел было отойти, но вовремя сообразил, что никого здесь, кроме них, не знает и просто затеряется в чужой для него массе народа, а потому, пересилив себя, остался.
– Нет нужды так горячиться, – миролюбиво проговорил Елагин. – Тут не поле боя, а мы не пруссаки. Не вы первый, кто теряет голову, хоть раз взглянув на великую княгиню. Ее чары и не таких, как вы, с ума сводили.
– Да я… – попробовал было оправдаться Мирович, но оба его собеседника дружно рассмеялись, и он счел за лучшее выдавить из себя подобие улыбки, чем вызвал еще более дружный смех.
Тут все, кто находился вокруг, заволновались, задвигались, по зале пробежал шепоток: «Великий князь! Их высочество…» И действительно, мимо них быстро прошел высокий человек с надменно откинутой назад головой, чуть закушенной нижней губой и каким-то ребяческим выражением на бледном, несколько нездоровом лице.
Мирович успел отметить, что Петр Федорович не знал, куда девать свои длинные худые руки, и на ходу то взмахивал ими, словно отгонял надоедливого комара, то принимался теребить манжет своего вишневого с искрой кафтана, то чуть приглаживал светлые, слегка вьющиеся волосы. Казалось, что он был непомерно смущен столь большим скоплением людей, и своим поведением давал понять, что он не готов ответить всем одновременно взаимностью, но рад и благодарен за оказанное ему внимание.
Собравшиеся чуть расступились, отошли к стенам залы, образовав небольшой полукруг, задняя часть которого замыкалась сидящими вдоль стены музыкантами с лежащими на коленях инструментами. Петр Федорович, видя, что все ждут от него приветствия по случаю праздника, чуть ссутулясь, выставив вперед узкие худые плечи, слегка наклонив голову, отчего смотрел он слегка исподлобья, несколько раз кашлянул, моргая редкими белесыми ресницами, и произнес:
– Друзья мои! Мы очень рады, что есть люди, которые любят меня и мой двор, и сегодня, в великий праздник, пришли, чтобы встретить Рождество Христово вместе с нами… – В зале воцарилась тишина, и лишь чуть поскрипывали чьи-то новые башмаки да слышался легкий шорох женских нарядов. Все со вниманием ловили каждое слово наследника, будто собственный приговор. – Нам даровано право нашей тетушкой, императрицей Елизаветой, иметь собственный двор и жить здесь так, как мы того хотим. И мы ей благодарны за подобную милость. Моя родина далеко и, возможно, никогда мне не придется вновь ступить на ее землю. Признаюсь, что долгие годы я страдал от того, не буду скрывать этого от вас. Да, Россия родина моих предков, и мой дед, Петр Великий, был великий император. Он создал ту страну, в которой мы теперь живем. Все так. – Наследник ненадолго замолчал, подбирая слова. Было видно, что ему, привыкшему по большей части изъясняться на родном немецком языке, трудно дается эта речь, но, собравшись с силами, найдя нужное направление мысли, он продолжил: – Мы живем в стране, которую создал мой дед. Не все и не всем здесь нравится. Мы об этом знаем и понимаем тех людей. Но сегодня я всего лишь великий князь, и не в моих силах что-то изменить и сделать так, как мне бы хотелось. Но если Господь Бог позволит мне стать тем, кем я должен быть, то поверьте, многое изменится…
После этих слов в зале произошло заметное оживление, люди принялись что-то нашептывать один другому, обмениваться красноречивыми взглядами, зашептались и Кураев с Елагиным, и лишь Мирович напряженно вглядывался в лицо наследника, желая услышать окончание его речи.
– И обещаю вам, – продолжил тот через паузу, – что все, кто был верен нам сегодня, честно служил, тот не будет нами забыт. Воистину так! – И с этими словами он чуть приподнял вверх правую руку, как бы приветствуя всех.
– Виват! Слава Петру Федоровичу! – дружно откликнулись все.
– С Рождеством Христовым всех, кто сегодня с нами, – громко поздравил собравшихся великий князь. И в тот момент музыканты подняли свои инструменты, грянула музыка. Капельдинер с легким поклоном подал Петру Федоровичу флейту, тот принял ее, смущенно улыбнулся, встал в общий ряд с исполнителями и заиграл, блаженно полуприкрыв глаза.
– Ну, каков наш будущий император? – спросил Мировича Кураев, прокричав слова ему прямо в ухо, поскольку звуки наполнившей зал музыки не позволяли говорить обычным голосом.
– На мой взгляд, он глубоко несчастен, – откровенно признался Василий Яковлевич.
– Что он сказал? – вплотную приблизился к ним Елагин, не расслышавший ответа Мировича.
– Он считает великого князя бедным и обиженным, – с усмешкой сообщил ему Кураев, изменив на свой лад смысл услышанной им фразы.
– В каком смысле бедный? – удивился Иван Перфильевич. – Великий князь не может быть ни бедным, ни богатым. Он великий князь…
– Я не то имел в виду, – напрягая голос, попытался объяснить Мирович. – Разве вы не видите, как он страдает?
– Вот как? Никогда бы не подумал. С чего это вы вдруг взяли?
– А разве вам самому это непонятно?
– Вы занятный молодой человек. И я по-настоящему рад нашему знакомству. Где вы остановились, чтобы я завтра мог прислать за вами свою карету и пригласить к себе?
Но тут со всех сторон закричали: «С Рождеством! С Рождеством!» За окном грянул пушечный салют, в небо взвились петарды и шутихи. Дамы завизжали от восторга, и наиболее нетерпеливая молодежь бросилась на крыльцо дворца. Мирович двинулся за ними, но не по той причине, что ему хотелось увидеть праздничный фейерверк, а потому, что великая княгиня в сопровождении нескольких камер-фрейлин, которые поспешно накинули ей на плечи соболью шубку, проследовала туда же.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
