ГЛАВА 1
Это была земля, принадлежащая индейцам, и поэтому, когда сломалось колесо нашего фургона, никто не остановился, чтобы помочь моему отцу и мне.
В ту пору мне было почти тринадцать, и я мог ругаться не хуже отца, что мы и делали, пока остальные фургоны шли мимо. Даже Бэгли, которому отец спас жизнь, и тот не остановился.
Обычно люди помогали друг другу, но этот караван строго подчинялся выбранному капитану. Им был Большой Джек Макгэрри. Он всегда недолюбливал отца, потому что мой отец был человек суровый и независимый. Впрочем, думаю, что основной причиной была Мэри Тэтум. Макгэрри давно на нее облизывался, но она, казалось, не замечала его. Ей нравился мой отец.
Продолжая ругаться, мы с отцом снимали поврежденное колесо, когда подскакал Макгэрри на красивом черном жеребце.
— Не повезло тебе, Тайлер. Ты ведь знаешь мой приказ: караван не останавливается на переходе. Здесь слишком опасно. Впрочем, у источников мы заночуем, так что попробуйте догнать нас там.
Он повернул коня и поскакал вслед за караваном.
Отец велел мне взять ружье и быть начеку, а сам занялся колесом. Он был хорошим мастером и сделал немало фургонов на своем веку. Пока он работал, я внимательно оглядывался по сторонам. Но все было тихо. Все та же волнующаяся под ветром трава простиралась насколько хватало глаз, словно безбрежное зеленое море под равнодушным бледно-голубым небом.
У нас был отличный фургон, запряженный шестью быками, и две верховые лошади. Седла для лошадей были в фургоне вместе с инструментами отца и нашими вещами, среди которых самым ценным для нас была фотография моей мамы.
Перед отъездом из Канзаса отец купил два карабина и, кроме того, у каждого из нас был шестизарядный револьвер тридцать шестого калибра фирмы «Шоук и Макланахан».
Как я уже говорил, эти земли принадлежали индейцам. Две недели назад они дважды нападали здесь на небольшие караваны и убили шестерых мужчин и одну женщину. Наш караван был достаточно велик и прекрасно вооружен, чтобы постоять за себя, но Большой Джек Макгэрри и не подумал остановить его из-за нас Он думал только о Мэри Тэтум и о серебре, которое вез ее отец в большом ящике под фургоном.
Уже смеркалось, когда отец окликнул меня.
— Рэй! Оседлай коня и осмотри окрестности. Если караван остановился у ручья, то мы догоним их.
Наступила ночь, и мы ехали на запад, определяя направление по Звездам. Фургон тащился медленно. Быки, запряженные в него, были гораздо выносливее любой лошади или мула, но передвигались не торопясь, размеренным шагом.
Мы не останавливались всю ночь и на рассвете добрались до источников, но каравана там не было.
— Они ушли… они бросили нас… — я повернулся к отцу.
— Похоже, ты прав, Рэй, — спокойно ответил он, но я видел, что ему стало не по себе
Мы оба знали, что должны остановиться, чтобы дать отдохнуть нашим быкам. Подыскивая удобное место для лагеря, мы обнаружили, что караван даже не останавливался здесь. Большой Джек хотел похоронить нас наверняка. Ведь никто не знал, что он обещал ожидать нас у источников. Только он и мы.
Отец распряг быков и отпустил их пастись, а сам взял карабин и улегся в траве. Я устроился в тени под фургоном и тут же уснул. Но спать мне пришлось недолго.
— Проснись, Рэй, — отец тряс меня за плечо. — Индейцы! Садись на коня и уезжай. Если повезет, то они тебя не догонят.
— Я без тебя не уеду
— Делай, что говорю. Один из нас еще может спастись. Возьми Олд Блу, он хороший жеребец, самый быстрый из всех, что у нас были.
— Мы можем попытаться вместе, па, — взмолился я.
— Нет, сынок. Я останусь. Может, они возьмут, что им нужно, и уедут.
— Тогда и я останусь.
— Нет! — резко ответил он.
Еще ни разу после смерти матери он не повышал на меня голос…
Я вскочил на коня. Отец сунул мне сумку с патронами и схватил меня за руку. В глазах его стояли слезы.
— С Богом, малыш. Помни свою мать.
Он шлепнул Олд Блу по крупу, и конь рванул с места.
Я, разумеется, не собирался бросать отца и, когда проскакал несколько миль, повернул Олд Блу. Сделав крюк, я осторожно вернулся назад. Оставив коня в низине, я пробрался на небольшой холм, откуда был виден фургон. Едва я устроился в траве, как загремели выстрелы, среди которых я легко различил звук отцовского карабина. Человек десять-пятнадцать индейцев скакали к фургону, беспорядочно стреляя из ружей. Один из них вдруг схватился за грудь и упал с коня. Остальные окружили фургон, но не приближались. Снова рявкнул отцовский карабин, и еще один индеец, вскинув руки, полетел в траву.
Ладони мои вспотели на прикладе карабина, но я терпеливо ждал своего часа. Хотя мне было только тринадцать, я знал, что делаю. Сколько ночей я просидел у костра, слушая рассказы взрослых о схватках с индейцами! И уроки эти не прошли даром. Теперь я знал, когда нужно стрелять, а когда терпеливо ждать.
Отец пока неплохо справлялся и сам, хотя никогда раньше не сталкивался с индейцами в бою.
Я внимательно следил за всем происходящим и вдруг заметил в траве, позади фургона, ползущих индейцев. Отец, конечно, не мог их видеть, но сообразил, что к нему могут зайти с тыла и укрылся в небольшой россыпи камней рядом с фургоном. Выждав, пока они подползут поближе, он приподнялся из-за камней и несколько раз выстрелил. Один из индейцев дернулся и затих, а остальные бросились вперед.
Я так внимательно наблюдал за боем, что чуть не прозевал четверых индейцев в каких-нибудь тридцати метрах от меня. Во рту у меня пересохло от волнения. Не делая резких движений, я медленно навел на них карабин и, задержав дыхание, как учили, выстрелил. Один из воинов дико вскрикнул и упал с лошади. Пуля попала ему в голову. Я тут же выстрелил еще раз и второй воин упал лицом в траву. Остальные двое понеслись прочь, пригнувшись к гривам лошадей.
Мои выстрелы остановили почти всех нападавших, кроме тех двоих, что уже дрались с отцом врукопашную. Еще двое попытались было приблизиться к ним, но я снова выстрелил и, хотя промахнулся от волнения, все же отпугнул их.
А в камнях все уже было кончено. Несколько раз блеснул нож в руках индейца и я понял, что отец мертв.
Не мешкая, я подбежал к Олд Блу, вскочил в седло и поскакал прочь. Но у меня и в мыслях не было оставлять фургон индейцам. Сделав крюк в несколько миль, я вернулся на это же место, когда стемнело. Решив, что индейцам и в голову не придет, что я могу вернуться, я медленно двинулся в сторону фургона, пытаясь различить его в темноте. Разумеется, индейцы взяли, что им было нужно, и подожгли фургон. Запах тлеющего дерева привел меня к месту схватки. Отца я нашел сразу. Он был скальпирован. Они подожгли фургон, но сгорел только матерчатый верх. Индейцы забрали все острые инструменты, но лопату оставили. Пошарив в тайнике, я взял сорок долларов, хранившихся там. У отца в карманах нашлась еще пара долларов. Я знал, что он хотел бы, чтобы я взял их. Потом я выкопал могилу и похоронил его, рыдая, как младенец, пока засыпал его землей. И это я, который в жизни слезы не проронил. Сверху я наложил пирамиду камней и кусок доски, на котором раскаленным железом выжег имя отца.
