— Это называется «коллатеральная травма», —кивнула Хоббс.
— Точно. Но у меня такое чувство, будто я весь скроениз этих самых коллатеральных травм, и никак не могу вспомнить, в каком местезаболело сначала. Ужасно удручает, честное слово.
Хоббс перевела взгляд на столик. Из-за того, что онастукнулась об него коленкой, вода ровно растеклась по блестящей поверхности итеперь не отражала ничего, кроме ровной вибрации корпуса корабля.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — проговорилаона. — Я сама пыталась уловить какую-то систему. Взглянуть на все это… вперспективе.
Томпсон открыл глаза и, щурясь, уставился на Хоббс. Черезпару секунд он пожал плечами.
— Вам раньше случалось так долго летать с высокимускорением, Хоббс?
Она покачала головой. Мало кому из команды случалось. Квысоким ускорениям обычно прибегали во время сражений, но и тогда такие условияна борту длились не более нескольких часов.
— Вот тут и призадумаешься, за что нам такиемуки, — проворчал Томпсон.
Что-то в его голосе заставило Хоббс оторвать взгляд отзалитого водой столика. Томпсон продолжал смотреть на нее, сощурившись.
— Мы потеряли Дитя-императрицу, — спокойноотозвалась она.
Он кивнул — еле заметно, словно опасался даже этого легкогодвижения.
— Долг, который не оплачен, — произнес оннегромко.
У Хоббс неприятно засосало под ложечкой, а ведь ее уже и такслегка подташнивало.
— О чем это вы, Томпсон?
— Кэтри, неужели вы вправду думаете, что командование флотахочет пожертвовать «Рысью»? — спросил Томпсон. Теперь он заговорилполушепотом. — Только ради того, чтобы один гигантский разум не потолковалпо душам с неким риксским кораблем?
— Видимо, все обстоит именно так, Томпсон.
— Но не сможем же мы навсегда отрезать этому разуму всепути-дорожки, — возразил Томпсон. — Ведь речь идет о гибели всейпланеты по воле Императора. Риксы найдут какой-то способ переговорить со своимдетищем.
— Возможно. Но они не смогут этого сделать, пока здесь«Рысь».
— Долго ли она протянет? — прошептал Томпсон.
Хоббс вперила взгляд в столик. На миг она утратиласпособность ясно мыслить. Вода теперь выглядела иначе. Похоже, силыповерхностного натяжения снова взяли верх, опять начали образовываться капли илужицы. Это спонтанное упорядочение казалось непонятным. Неужели энтропияуступала место порядку, неужели линия времени развернулась наоборот?
И что имел в виду Томпсон?
— Скажите мне толком, что у вас на уме, второйстрелок, — приказным тоном произнесла Хоббс.
— Все шито белыми нитками, Кэтри, — ответилон. — Нет никаких сомнений в том, почему «Рыси» дали такой приказ. Насукокошат за этот самый чертов неоплаченный долг.
Хоббс закрыла глаза. Она понимала, что должна ответитьТомпсону как можно скорее.
В академии Кэтри Хоббс числилась далеко не среднейкурсанткой, но и не одной из лучших. Происходя с утопианской планеты, она былане настолько дисциплинирована, как ее «серые» однокашники. Сама себя звездойона не считала, но оказалась довольно сильна в определенных разновидностях тактическихрасчетов. Но даже в те мгновения, когда ее одолевали самые ужасные сомнения,Хоббс продолжала гордиться собой за одно качество: решения она принималабыстро.
Вот и теперь Кэтри Хоббс приняла решение.
— Томпсон, вы — единственный, кто так думает?
Он покачал головой — едва заметно. Пожалуй, при записи снизким разрешением это движение осталось бы незаметным.
— Расскажите мне, что вы замыслили, Томпсон.
— Ведь мы друзья, правда, Хоббс?
Она кивнула.
— Значит, вы дадите мне слово, что… никому не скажете?
Хоббс вздохнула. Она надеялась, что до этого не дойдет.Однако решение она приняла.
— На мой взгляд, Томпсон, — сказала она, — мытак и так уже мертвы.
Он безмятежно улыбнулся, сложил руки на груди и наклонился кней.
— Максимальная секретность, — распорядилась Хоббс,адресовав этот приказ оборудованию своей каюты, и склонилась к столику, чтобывыслушать Томпсона.
Сотрудница милиции
Подходя к «нюхачу», Рана Хартер чувствовала себясамозванкой.
Парик, плотно сдавливавший голову, грубая милицейская форма,царапавшая раздраженную кожу, военный идентификационный браслет — все этоказалось ей маскарадным костюмом, фикцией, которая может быть разоблачена влюбое мгновение. Рана видела собственное отражение на зеркальных металлическихстенах центра связи, и оно казалось ей лишь смутно знакомым, напоминалоголограмму из далекого детства. Ощущение было такое, словно она играла рольсебя самой — такой, какой была раньше.
«Нюхачом» на сленге называлось идентификационноеоборудование, установленное на входе в центр связи. Сейчас, перед началомсмены, перед входом скопилась толпа и постепенно просачивалась внутрь. Встав вочередь, Рана Хартер испытала панический страх. Теперь ей казалось, что вобществе Херд, не выходя из сборного домика, она провела не неделю, а несколькомесяцев — так память бессознательно удлиняет короткую летнюю идиллию. Визоляции от мира была чистота, безмятежный порядок, и забыть об этом, оставитьтакое позади было непросто. Галдящая толпа оскорбляла новообретеннуючувствительность Раны.
Она жалела о том, что Херд нет рядом с ней, что ей придетсяодной войти в незнакомое учреждение. Рикс-боевик играла роль Раны целую неделюи все тут хорошо знала. Но вот если бы на территорию центра задумали проникнутьсразу две Раны Хартер, «нюхач» непременно бы это заметил.
В небольшом отрезке коридора, где работал «нюхач», гуляллегкий сквозняк. Медленно вращавшиеся вентиляторы доносили до приборовпоказатели температуры человека, вертели в воздухе чешуйки кожи и пыль. Спомощью этих мелких частиц устройство могло не только идентифицировать ДНКвходящих сотрудников, но улавливало испарения, исходящие от спрятанного оружияили взрывчатки, изучало полученные волосы и клетки кожи на наличие алкоголя илинаркотиков. Кроме того, устройство «вынюхивало» все, что сотрудники пожелали быприкарманить, выходя из центра связи: все ценные приборы были снабженыферомонными метками. Короче говоря, «нюхач» мог поймать тебя на чем угодно, чтобы ты ни замыслил.
Проходя мимо идентификационного прибора, Рана затаила дыхание.Заметит ли «нюхач» разницу между ней и Херд? Мысль о том, что ее могутостановить и подвергнуть допросу, пугала ее. Да-да, она была Раной Хартер домозга костей, но казалась себе жуткой притворщицей.
Она очень надеялась на то, что эпидермис у нее восстановилсянастолько, что его хватит для удовлетворения аппетитов этой зловредной машины.Всю ночь Херд смазывала ее кожу целительной мазью, стараясь восстановитьклетки, которые прежде столь безжалостно отбирала для своих нужд. Вроде бы мазьпомогла, и болезненная краснота сошла, но все попытки вернуть обратно прежнююРану Хартер успехом не увенчались. Самой себе она казалось наполовину риксом.
