Как ей вообще хоть на миг могла прийти в голову мысль о том,что Зай в нее влюблен? Откуда взялась, эта безумная идея? Она казалась себезаконченной идиоткой, желторотой дурочкой, классически втюрившейся внедосягаемую знаменитость почтенного возраста. Из-за всего случившегося Хоббсперестала верить в себя, а постоянные скачки гравитации, одолевавшие «Рысь»,совсем не помогали преодолеть это чувство. Хоббс жалела о том, что не можетпринять горячую ванну, и проклинала флот за пренебрежение к таким простым инеобходимым удобствам.
Хорошо еще, что ей нужно было переживать не только из-заэтого. Колебания гравитации не просто давали о себе знать в ощущениях, у нихбыли и другие, более пугающие проявления. Например, прошлой ночью мраморнаяшахматная доска, лежавшая в шкафчике, вдруг треснула, и этот оглушительный звукразбудил Хоббс.
За первые несколько дней движения с ускорением на борту«Рыси» произошло несколько мелких травм. Стали обычным явлением переломылодыжек и вывихи коленного сустава, у одного молодого десантника без видимыхпричин сломалось предплечье. Хоббс то и дело замечала у своих товарищей поэкипажу лопнувшие капилляры в глазах. Днем раньше у самой Кэтри вдруг внезапноневыносимо разболелась голова. Боль быстро прошла, но оставила неприятноеощущение. Корабельный врач погиб, и для тех, у кого бы вследствие одного изскачков гравитации повредился головной мозг, надежды на выздоровление не было.
Хоббс шла осторожно и добралась до черного лакированногостолика, не пролив ни капли воды.
Поставив стакан на столик, она села и уставилась наповерхность воды. Поверхность слегка покачивалась у самого края стакана. Небыло ли это связано с какими-то пертурбациями поля легкой гравитации? Илипросто легкая вибрация «Рыси» при высоком ускорении вызывала выброс гравитоновиз работавших на пределе двигателей?
В какой-то момент вода заметно дрогнула, но поверхностноенатяжение не сдалось. Несколько капелек сконденсировались на стенке стакана имедленно поползли вниз. В этом крошечном сегменте пространства все, казалосьбы, было в полном порядке.
Глядя на этот образчик прочности и нормы, Кэтри обреталаощущение надежности.
Пронаблюдав за стаканом с минуту, Хоббс подняла его имедленно вылила часть воды на столик.
Вода словно бы почернела, оказавшись на лаковой поверхности.В зависимости от невидимых невооруженным глазом впадинок и выступов онаразлилась по крышке столика ручейками и лужицами. Вскоре поверхностноенатяжение заставило воду улечься крупными округлыми озерцами.
На сухой островок посреди этого неглубокого моря Хоббсположила подаренный ей Заем алмаз — яркую точку на фоне непроницаемой тьмы.
Затем Хоббс поставила на столик полупустой стакан ивоззрилась на результаты своего труда.
Поначалу жидкость вроде бы успокоилась, разлегласьнеравномерно разбросанными лужицами. Только одна крошечная речушка добралась докрая столика и закапала на пол. Но затем Хоббс заметила какое-то движение,силовую волну — она возникла так, будто столик кто-то толкнул. Прошло ещенесколько секунд — и один из ручейков вдруг взволнованно изогнулся изадергался, как выброшенная на берег рыба. Еще одна капелька словно бы ожила ипроделала путь в несколько сантиметров, поглотив крошечный бриллиантик. Потомповерхность воды снова успокоилась.
Хоббс терпеливо наблюдала. Через некоторое время последовалиновые микроскопические изменения. В двухмерном пространстве, на гладкой крышкестолика, не встречая почти никакого сопротивления, разлитая вода зримореагировала на скачки искусственной гравитации на борту «Рыси». Совершаясинусоидальные движения, вода отражала линии гравитационных сил точно так же,как выстраиваются по линиям магнитного поля железные опилки.
Созерцание движения воды успокаивало Кэтри Хоббс. Теперь онавоочию увидела те невидимые силы, которые так мучали ее товарищей по командеуже целую неделю, и это позволило ей хоть немного овладеть собой. Она несводила глаз с черного столика и пыталась что-то понять в образовавшихся на нембесформенных фигурах, выудить из них какой-то смысл. Однако легкие гравитоныотличались хаотичностью, сложностью, непредсказуемостью: вот так же понятиядревних о божествах, туманные и тусклые, толкали маленьких, как мошки, людей, вразные стороны, к непонятным целям. «Чем-то это похоже, — вдруг подумалаХоббс, — и на те политические силы, которые гнали „Рысь“ по черному,пустому холсту космоса, к черте новой войны». Эти силы сначала обрекли капитанана смерть, потом простили его, а теперь толкали всех, кто находился на бортуфрегата, к неминуемой гибели.
Подобно капелькам воды на столике перед Хоббс, экипаж «Рыси»слепо болтался в пространстве, созданном этими силами. То чувство, котороеказалось Хоббс таким сильным, непреодолимым, вдруг стало мелочным и смешным. Вмасштабах вселенной отвергнутая любовь старшей помощницы к капитану не вызвалабы даже ряби на поверхности.
И все же в это мгновение Хоббс поняла, что ненавидитЛаурента Зая всем сердцем.
Когда прозвучал дверной звонок, Хоббс вздрогнула и удариласьколеном о ножку столика.
— Войдите, — проговорила она, получив очереднуютравму и потирая ушибленную коленку.
Вошел второй стрелок Томпсон — осторожными, медленнымишагами, словно алкоголик с большим стажем. Увидев залитый водой столик, онулыбнулся.
— Что-то пролили? Со мной такое всю неделю творится.
— Просто эксперимент, — ответила Хоббс.
Он пожал плечами и вопросительно указал на кресло напротив.Хоббс кивнула. Томпсон осторожно уселся, опасаясь буйствующих по кораблюгравитационных полтергейстов.
Хоббс вдруг поймала себя на мысли о том, что второй стрелокникогда раньше не заходил к ней в каюту. Вел он себя всегда дружелюбно, но,пожалуй, излишне фамильярно — так, будто ему казалось, что аристократическоепроисхождение ставит его выше звания. А Хоббс знала о том, какое впечатлениеона производит на некоторых членов экипажа. Ее утопианское происхождение ивоспитание сделали неизбежными несколько косметических операций, а «серые»родители никогда бы такого своим отпрыскам не позволили. Многие из товарищей покоманде считали Хоббс ослепительной красоткой, другим она представляласьмультяшно-сексуальной, вроде шлюхи в какой-нибудь пошлой комедии. Она поройподумывала о еще одной косметической операции, чтобы приобрести более среднюювнешность, но такой шаг мог быть воспринят с точностью до наоборот. Хоббс былатакой, какой была.
Заняв безопасную позицию, Томпсон облегченно вздохнул.
— У меня все тело ноет, — признался он.
— А у кого не ноет? — отозвалась Хоббс. —Радуйтесь, что не ощущаете все десять g сразу. Вот тогда бы у вас все ныло пополной программе. Если честно, то вы уже померли бы.
Томпсон в отчаянии запрокинул голову и прикрыл глаза.
— Самое противное, — сказал он, — что я дажепонять толком не могу, где у меня болит. Знаете, так бывает, когда подвернешьлодыжку: похромаешь несколько дней, а потом у тебя другая нога болеть начинает— из-за того, что ты на нее сильнее наступал.
