соседнем доме. Она была убита горем, по-настоящему сломлена после всего, что произошло. И конечно, совсем не в том состоянии, чтобы рожать, но у детей собственный график. Кто-то должен был присматривать за ней, готовить, убирать, отвлекать ее от печальных мыслей. Я бывала у нее дома чаще, чем у себя. Мы сблизились, стали как сестры. Она научила меня соблюдать шаббат, готовить правильную еду и читать молитву. Мы втроем были как семья. А потом родилась Илезе.
У Эшлин перехватило дыхание.
– Так это она была матерью Илезе?
Мэриан вытерла слезы.
– Да.
– И Закари…
– Брат Илезе. – Голос Мэриан дрогнул, и она отвела взгляд в сторону. – Йоханна умерла через несколько дней после рождения Илезе. Потеряла так много крови… Доктор знал, что она не выживет. И она сама тоже. У нее не осталось сил бороться. Йоханна попросила ручку и бумагу, затем я от ее имени вызвала раввина, чтобы он засвидетельствовал то, что она написала.
Слезы потекли по щекам Мэриан.
– Она просила меня взять Илезе… и вырастить как свою дочь. Мне даже не пришло в голову отказаться. Другой родни у Йоханны не было. И она знала, что я буду любить девочку… обоих детей, как собственных. Мы ведь уже были семьей. Семьей и останемся. Она взяла с раввина обещание выступить свидетелем и проследить, что ее воля будет исполнена. Когда он согласился, она закрыла глаза и умерла.
Мэриан отложила фотографию и промокнула глаза салфеткой.
– Извините за слезы. Сколько лет прошло, а мне все равно тяжело о ней вспоминать.
Эшлин поборола желание взять Мэриан за руку.
– Не представляю, каково это – растить двоих детей в одиночку. Это было трудно? Я имею в виду формальную часть усыновления.
Мэриан покачала головой.
– Все было не так, как сейчас, когда за каждого ребенка борются десять семей. Детские дома были переполнены, весь мир охвачен войной. Много мужчин погибло, и женщинам пришлось идти работать. Самым большим препятствием было то, что я не состояла в браке, но раввин Ламм поручился за меня, и я нашла хорошего адвоката, который помог со всеми юридическими вопросами.
– Сколько лет в то время было Закари?
Мэриан аккуратно сложила салфетку и отложила ее в сторону.
– Ему тогда только исполнилось два года.
Эшлин покачала головой.
– Малыш и новорожденный. Как же вы справились?
– Это было не так трудно, как кажется. Когда мы приехали в Штаты, конечно, поднялась жуткая шумиха. Я сделала ошибку, вернувшись в Нью-Йорк. В Калифорнии никто не знал, кто я такая, а в Нью-Йорке пресса быстро меня вычислила. Когда они узнали, что я вернулась из Франции с двумя детьми, то поначалу решили, что я замужем. А как только поняли, что мужа нет, а дети усыновленные, репортеры состряпали миф о том, что я поехала во Францию специально, чтобы спасти там пару еврейских сирот. Какие истории тогда только не изобретали! Можно было подумать, что я проползла по грязи со штыком в зубах и в одиночку освободила детей из концлагеря Дранси и, конечно же, на этот самоотверженный поступок меня побудила статья в «Ревью», из которой я узнала, что моя мать была еврейкой. Сплошной цирк и вранье. Однако невозможно остановить поезд, несущийся на огромной скорости.
– Ваш отец, наверное, пришел в восторг, – саркастично заметил Итан.
– Разумеется, он был страшно недоволен. Как и Коринн. Слухи по поводу смерти моей матери только начали утихать, и вот я опять в новостях, со своими еврейскими сиротами. Новый скандал. Закари и Илезе не могли понять, из-за чего весь этот шум. – Снова улыбка, на этот раз более мягкая. – В газетах говорилось, что я их спасла, но на самом деле это они меня спасли. После ситуации с Хеми я пребывала в такой растерянности. А Йоханна и ее дети дали мне шанс о ком-то заботиться, сосредоточиться на чем-то, помимо моих душевных ран и войны.
– И после войны вы возили детей во Францию? – спросила Эшлин, все еще пытаясь заполнить пробелы.
Мэриан пристально посмотрела на нее.
– Я смотрю, у тебя полно вопросов. Да, мы поехали во Францию, в Бержерак. Здоровье моей тети ухудшалось, и мне хотелось повидать ее, пока еще возможно. Детям там очень понравилось. Они выучили французский, немного иврит и узнали все о выращивании винограда. Это поездка пошла им на пользу… да и всем нам. И естественно, никуда не делась моя работа в ООПД. Трудная, но с невероятной отдачей.
– А Илезе и Закари знают, что их усыновили?
Мэриан расправила плечи, словно обиженная вопросом.
– Конечно, знают. Я рассказала им, когда они стали достаточно большими, чтобы понять. Рассказала им… все.
Эшлин снова взяла фотографию Йоханны Мейтнер, вгляделась в ее лицо.
– Я вижу в ней Илезе. Такой же цвет волос, такое же худощавое лицо.
Мэриан прищурилась.
– Разве ты знакома с моей дочерью?
– Нет. Итан показал мне несколько их детских фотографий, которые сохранились у его родителей. Мы привезли их вам вместе с открытками и письмами.
– А, понятно. Меня просто все это немного нервирует. Я вижу вас впервые в жизни, а вам известны самые интимные подробности моей жизни. Как будто кто-то рылся в моем дневнике. Когда я писала эту книгу, она предназначалась только для глаз Хеми. Никак не думала, что книги попадут в чужие руки. И тем более не предполагала, что мне придется что-то объяснять.
– Понимаю, – ответила Эшлин. – Мы и сами не ожидали, что встретимся с вами лицом к лицу. И только когда Итан наткнулся на старый анонс концертов, догадались, как найти Закари.
– Да, он говорил. Кажется, речь там шла про концерты в Бостоне? Жаль, что Закари переехал, но он доволен своей работой в Чикаго и счастлив. Ни один родитель не мог бы пожелать большего.
– Замечательно, что он унаследовал талант своего отца. Как думаете, Закари его помнит?
Мэриан удивленно заморгала.
– Прости… что?
– Вы говорили, Януш был скрипачом. Я подумала, не поэтому ли Закари тоже выбрал скрипку? Быть может, помнил, как играл его отец.
– Нет. Закари его не помнит. – Мэриан подняла бокал, допила остатки вина. – Он был слишком мал, а Януш часто отсутствовал. Однако он помнит Йоханну… или думает, что помнит. Я рассказывала детям о ней, обычно перед сном. Хотела, чтобы они знали ее, помнили, что у них две матери.
– Но нет отца, – заметил Итан. – Вы когда-нибудь планировали выйти замуж?
Мэриан отмахнулась от вопроса взмахом руки.
– На мужа у меня не было времени. Я слишком занята. И мне не интересно замужество. Кроме детей и работы мне ничего не нужно. – Она отодвинулась от стола и посмотрела на часы. – Мы проговорили весь вечер. Уже одиннадцатый час.
Эшлин встала и начала собирать пустые бокалы.
– Простите, что отняли у вас так много времени. Мы поможем вам привести кухню в порядок и поедем.
– Нет-нет. Оставь, я
