чаши, кубки, керамические сосуды с продуктами.
Сзади послышались шум шагов и женский плач. Воины втолкнули в усыпальницу наложниц Герая. Зареванные девочки смотрели на Куджулу с мольбой в глазах, словно надеялись, что скептух способен изменить вековой закон, по которому они должны отправиться в загробный мир вместе с хозяином. Толстые золотые кольца на шеях и браслеты на запястьях позванивали с неуместной мелодичностью.
Мужчины со скрученными в жгут платками в руках ждали приказания.
– Делайте, что нужно, – бросил Куджула, выходя из склепа.
Он не хотел смотреть на то, что сейчас произойдет…
Вскоре воины вышли и молча кивнули конвоирам. Те загнали двоих ферапонтов в усыпальницу тычками копий, остальные завалили вход валунами…
Куджула сидел в парадном зале дворца. Не на троне, на клисмосе у стены. Трон пустовал после смерти Герая: пока не поступили достоверные сведения о гибели Тахмуреса, никто не имеет право его занять.
Перед ним выстроились хазарапатиши[190], боевые товарищи отца. Маркус скромно стоял сбоку, с достоинством отвечая на взгляды офицеров, которые презрительно косились на пришлого варвара.
Куджула сутулился, хмуро молчал. Он хотя и возглавлял в отсутствие брата род Кадфисов, но формально не являлся сихоу асиев, для этого нужно получить согласие номархов. Все ждали энареев.
Наконец они появились. Нарумяненные жрецы жеманно прошествовали сквозь строй воинов вихляющей походкой. Полы длинных, похожих на женские, халатов волочились по мрамору, а высокие фетровые кулахи были по-бабьи подвязаны под подбородком лентами.
Опустившись на колени, Верховный жрец разложил у ног скептуха ивовые прутья. Помощник поставил перед ним наполненную белой жидкостью чашу из черного блестящего обсидиана, другой поднес три длинные полоски липовой коры.
Выпив хауму, жрец заголосил:
– Заклинаю тебя, о матерь Ардохш, подать божественный знак. Укажи нам имя сихоу.
Хазарапатиши недовольно зашушукались: на что намекает жрец? Верно, никто не знает, жив Тахмурес или нет. Но разве не ясно, что именно Куджула должен его заменить? Только благодаря Кадфисам асии сплочены. Если сихоу станет кто-то другой, Кадфисы не потерпят позора, и тогда род пойдет на род. Война! Пока асии будут резать друг друга, тохары возьмут власть в Гуйшуане в свои руки. Племенной совет их поддержит: асии не должны претендовать на кушанский трон, раз не могут навести порядок в собственном стойбище.
Жрец перекладывал прутья с места на место, бормоча слова древней молитвы. Затем начал разминать полоски коры между пальцами, свивая и развивая. Он раскачивался из стороны в сторону, закатывал глаза.
Внезапно энарей побледнел, выронил полоски из рук, отшатнулся в притворном испуге.
– Великая мать говорит: пришло время перемен! Это не Кадфисы.
Один из хазарапатишей прорычал:
– Что ты несешь? Мы все ждем Тахмуреса. Или ты хочешь, чтобы он сделал чашу из твоего черепа, когда вернется?
Жрец зло зыркнул: пугает, никто не посмеет поднять на него руку.
– Но Великая мать говорит, что ждать придется долго, а асиям нужен сихоу.
– Ну, так что? Вот сейчас и выберем!
На лице энарея проступила гримаса мрачной решимости. Он настаивал на своем.
– Змееногая шепчет: только номархи укажут имя.
Царевич слушал жреца, стиснув зубы. Он не имел права вмешиваться в обряд камлания.
Терпение хазарапатиша лопнуло.
– Мы все за Куджулу, разве не так? – обратился он к командирам. – Тахмурес поймет нас, если вернется.
Те одобрительно зашумели.
Кушан продолжил:
– Великая мать тоже за него, иначе он сейчас не сидел бы перед нами. А кто из номархов хоть раз пожаловался на притеснения со стороны Кадфисов? Стада становятся тучнее, земли у каждого столько, что за день не обскачешь, а добыча после удачного похода всегда распределяется справедливо… Мы выслушаем номархов, но никто не посмеет отобрать тиару у Кадфисов. Если будет нужно, мы удержим ее силой.
Сверкнув глазами, он обратился к Верховному жрецу:
– Смотри, как бы тебя не обвинили в ложном гадании. Сам знаешь – за это сжигают заживо.
Затем повернулся к Куджуле.
– Ты наш сихоу!
Офицеры одобрительно загудели. Все склонили головы перед Куджулой. Энареи попятились, выскользнули из зала. Вернувшись в храм, они сразу же отправили гонца к Сырдарье – в Гуйшуан, где располагался Племенной совет, с сообщением о заговоре в армии. Еще посмотрим, кто кого, рассуждали они. Впереди выборы ябгу, а на подкуп старейшин у нас золота хватит. Пора положить конец единовластию Кадфисов. Мы предложим Совету своего человека из другого племени, например, самого многочисленного – тохаров. Коронуем его и получим неограниченный доступ к царской казне.
Новоизбранный сихоу в течение сорока дней навещал побратимов и родственников отца. Жители селений, через которые он проезжал с известием о его смерти, отрезали себе кусок уха, стригли на голове волосы в кружок, затем раздирали в кровь лицо и кололи левую руку стрелой.
Куджула не просто участвовал в поминальных церемониях, а заручался поддержкой номархов, заключал союзы, договаривался о разделе земель.
К началу месяца Митры, когда фисташковые и миндальные сады источали благоухание эфирного масла, он закончил объезд подвластной асиям территории – от Амударьи до Хисарского хребта.
Все пятнадцать номархов подтвердили его полномочия и согласились в случае, если Племенной совет не изберет Куджулу ябгу, выступить под знаменем Кадфисов против основных противников асиев – тохаров. С каждым из них он выпил ритуальную чашу вина. Перед этим в ней смешали кровь обоих мужей, а затем обмыли этим вином меч, стрелы, секиру и копье.
Сихоу знал: крепкая дружба – несокрушимое оружие…
Он скакал домой, в Халчаян, усталый, но счастливый. Чувствуя, что начинается новый этап в жизни. От перспектив захватывало дух: он уже видел себя на троне ябгу. А Тахмурес… если вернется – что ж, пусть судьбу кушан решают старейшины.
Куджула всматривался вперед, туда, где в лучах теплого осеннего солнца поблескивала Сурхандарья. Ему чудилось, что из далекого равнинного марева в дрожащей воздушной дымке проступает лицо Аглаи – такое близкое и родное.
Эпилог
Заканчивалась последняя четверица[191] дня. Иешуа пришел на регистан, чтобы купить у Дижмана арбуз. Халдей теперь зарабатывал на жизнь скупкой бахчевых у жителей предместий. Он ходил вокруг наваленных кучей арбузов и дынь, похлопывая ладонью по желтому пятну на боку полосатого зеленого шара, и усталым, осипшим от постоянного напряжения голосом зазывал припозднившихся покупателей.
Рынок почти опустел, лишь у арки, где как всегда сидели базарные мошенники, еще толпились ротозеи. Увидев Иешуа, халдей широко улыбнулся.
Друзья обнялись.
– Ты слышал? – спросил Дижман. – Пришел караван из Иерушалаима. Купец поселился на постоялом дворе.
Иешуа ахнул от удивления. Иврим никогда раньше не приходили сюда по своей воле – слишком
