Янис фыркнул и ушел. Его быстрые, размашистые шаги дважды стукнули по помосту, а затем заскрипели по гальке.
Степан постоял еще немного и направился внутрь лодки в поисках какого-нибудь дела. Выгрузить ценное медицинское оборудование. Пополнить запасы того, что хорошо хранится: круп и сухофруктов. Он даже помыл палубу и полы во всех помещениях, кроме кладовки. К чужаку Степана не пускали. Глен явно маялся от жары и вынужденного безделья, но поставленную перед ним задачу выполнял. За весь день в узилище чужака никто не заходил. Узилище. Это было слово из книг и из фильмов, не из реальной жизни. В Деревне запирали разве что лепостричей в загонах, но людей ― никогда.
В середине дня пришла Франческа. Принесла завернутый в тряпицу бутерброд с яйцами и зеленью. Открытый, спокойный взгляд. Водопад крупных каштановых кудрей. Красиво округлившийся живот. Степан чувствовал себя виноватым. Он соскучился и знал, что она ― тоже. Только проследить, что будет с чужаком, было важней.
Он бережно обнял свою женщину.
― Помощь нужна? ― услышал он тихий, но такой нужный вопрос.
Чуть отстранился, вгляделся в ее лицо. Она едва заметно кивнула. Поговорила с Финеасом? Успела перемолвиться словечком с Инн? Скорее всего, просто заметила, что творится что-то неладное.
Степан сунул сверток под мышку. Поймал ладони Франчески, поднес к своим губам. Бережно подул на них. Поцеловал любимые пальцы.
― Нет, ничего не нужно. Вечером буду дома.
Она улыбнулась. Чмокнула в щеку и ушла.
Степан развернул тряпицу и принялся за еду. Он был уверен, что Франческа все поняла правильно, но чувство вины все равно усилилось. «Как будто беспокоиться о чужаке ― это что-то зазорное». Сладкие, еще пустые, но уже сочные стручки гороха приятно хрустели на зубах и странно контрастировали с вязкими, липкими мыслями, клубившимися в его голове.
В Деревне никого и никогда не наказывали за вопросы, какими бы глупыми или неуместными они ни были. Только вот спрашивать о чужаке никто не спешил. «Почему? Чего мы боимся? Ссоры? Но ведь обсуждение для того и нужно, чтобы ссоры предотвращать. Мы боимся совершить ошибку?» Или эту ошибку признать? Степан замер, глядя на полукруглые следы своих зубов. Два куска серого пористого хлеба с желтой и зеленой прослойками между ними. «Почему я молчу?» Потому что не понятно, как остальные воспримут подобные слова. Слишком ново. Слишком страшно.
Степан успешно находил себе занятия возле лодки в течение всего дня, даром что с этой куделей мыслей в голове ни одно из найденных дел не спорилось. Начало смеркаться, но людей на улице только прибавилось. Завершив дневные хлопоты, все спешили обсудить произошедшее в долине Упавшей Звезды. Чужак ― не чужак, а смерть Ящера всех очень интересовала. Зверь был диковинкой. Кроме Старого, в Деревне уже не осталось в живых тех, кто помнил, как он сбежал после смерти Агаты, но многие видели монстра вживую, так что его погибель стала поводом пересказать все связанные с ним истории, как правдивые так и выдуманные. Не то чтобы Ящер как-то досаждал Деревне, разве что в первые годы порой воровал домашних ящериц. Потом он ушел в Долину. Старый продолжал несколько раз в год что-то проверять там, но экспедиции редко пересекались с Ящером и еще реже теряли в его пасти лепостричей. Степан оживился. Подумал, что сейчас кто-нибудь спросит о подробностях, а может, и потребует показать победителя чудовища. Надежда не оправдалась: через час бурление прекратилось. Стало необычно пусто и тихо. Длинные летние вечера, такие теплые и погожие, все обычно проводили на улице за играми, танцами, разговорами или просто любимыми делами, но сегодня все разошлись по домам очень быстро.
Степан тяжело вздохнул. Ему тоже пора было идти. Франческа, наверное, заждалась. Он посмотрел на свои руки. Последнее, чем он занимался, была прочистка дымоходной трубы. Надо сказать, она давно в этом нуждалась. Пальцы и ладони теперь были абсолютно черными. Степан, конечно, снял заранее рубаху и надел специальный фартук для грязных работ, еще когда мыл загон для лепостричей, но заявляться домой в таком виде ему не хотелось.
Сгреб небольшой кусочек мыла, направился к реке. Спустился по песчаному склону, поболтал сапогами в воде, смывая пыль и налипшие соломинки. Намылил руки. Сполоснул, смыв самую большую грязь. Вышел из красиво поблескивавшего в свете заходивших солнц потока. Потянул за шнурки, скинул обувь. Короткий заход в воду покрытые жиром и воском сапоги выдержат, но мытье предстояло небыстрое, а хлюпать через всю Деревню не хотелось. Развязал и стянул через голову фартук. Оставшись в одних штанах, Степан вернулся в воду и принялся уже тщательно, с песком, оттирать руки. Прогретая за день вода уносила вниз по течению черные разводы сажи. «Надо бы целиком сполоснуться». Он понимал, что лишь тянет время, но собраться и уйти от злополучной лодки было выше его сил.
Кинул мыло на полоску влажного плотного песка. Шагнул чуть глубже, поплескал на грудь. Умыл лицо. Распрямился. Уставился в ясное летнее небо. «Паршиво как. Словно я преда…»
Краем глаза Степан заметил какое-то движение на ховеркрафте. Четверо парней суетились примерно там, где находилась дверь в кладовку. «Вот оно!» Пытаясь не шуметь и не отводя взгляд от происходящего, Степан направился к берегу.
Возня выглядела очень знакомо: протащить огромного чужака через узкий и низкий дверной проем ― непростая задача. Перевалили вялое, неподвижное тело через борт. Уложили на носилки. Подняли. Сначала попробовали вдвоем, но получилось только всем вместе.
Степан подхватил свои пожитки и последовал за носильщиками, пытаясь не приближаться и не попадать в поле их зрения. Он очень надеялся, что они направляются в лекарскую избу. Ее построили еще до падения Ковчега, стены там и внутри, и снаружи были покрыты специальным пластиком, не дававшим никакой плесени и микробам расти, там же хранились лекарства, а еще там стояло стационарное медицинское оборудование, гораздо более мощное, чем то, что было на лодке.
«Нет-нет-нет-нет! Не туда!»
