же, воспользуемся их достижениями, — проговорил Тойво.
— Какими достижениями! — хмыкнул Куусинен. — Я попробовал, было, да вот глаз подбили, а Вейно только ручкой издалека помахал.
— Но революция же наша, не буржуйская! — попытался возразить Антикайнен. — Она же не против нас! Мы вольемся в нее, поддержим Таннера, а потом уже разберемся, что произошло. Может быть, предательство!
— Вот именно — предательство! — горько усмехнулся Отто. — Пойми: мы теперь пойдем по их следам. Повторяю: по их следам!
Тойво не сразу догадался, куда клонит его товарищ, но потом, вдруг, вспомнил пламенные речи на съезде Сталина, и догадка обожгла мозг и покрыла льдом сердце.
— Вокзалы, банки, почта? — спросил он.
— Именно! — даже как-то обрадовался Куусинен. — Время было рассчитано так, что у членов кабинета министров был выбор: бежать и спасать свое министерство, в том числе и министерство финансов, либо никуда не бежать, собрать пожитки и эвакуироваться вместе с семьей в безопасное место. Впрочем, если бы даже нашлись отчаянные головы, бежать все равно было уже некуда: люди Таннера караулили все пути входа-выхода. Ферштейн?
— Я, я, натюрлих, — ответил Антикайнен, и теперь льдом покрылся мозг, а сердце заработало, как пламенный мотор. — Все-таки надо проверить.
Отто потрогал наливающийся синяк под глазом и натужно улыбнулся.
— Я проверил «Приват-банк», — проговорил он. — Ночь-полночь, но народу в нем было полно. Даже сам директор-распорядитель, Аксель Экруут — мы с ним знакомы. Он не стал ничего придумывать, просто сообщил, что 25 миллионов марок переведены в Ваасу от греха прочь. У них, мол, такая договоренность с Маннергеймом образовалась. Да и безопаснее держать деньги подальше от русских поближе к Европе. Вот такая петрушка.
Нарисовавшийся Карл Густав Маннергейм — это значит Свинхувуд и Таннер. Таннер даже больше. Но с другой стороны Вейно не далее, как несколько дней назад, встречался с Куусиненом. «Все страньше и страньше», — как сказала Алиса у Льюиса Кэрролла.
На выходе из банка Отто увидел таксомотор, близ которого тусовались до боли знакомые по заседаниям в Эдускунте личности. Они никак не отреагировали на то, что Куусинен помахал им рукой и сделал попытку подойти ближе. Зато отреагировали парни охраны, что привело его в некоторое неконтролируемое состояние возмущения. Это состояние быстро прошло, когда Отто очутился на утоптанном снегу, сшибленный могучим ударом, а Вейно из окошка проехавшего мимо автомобиля помахал рукой.
— Вот такие на сегодняшний день получаются у нас дела, — сказал Куусинен.
— И что же делать? — вздохнул Тойво.
— Да ничего особого: революцию. Выбор теперь простой: либо подчиниться обстоятельствам и стать марионеткой Таннера, либо все-таки пойти своим путем, отличным от того, что нам сейчас предложено.
Антикайнен понял, что второй вариант подразумевает сотрудничество с русскими войсками, с так называемой «красной гвардией». В глазах какой-то части народа это будет выглядеть предательством. С другой стороны Таннер сотоварищи тоже предал революцию. Впрочем, пес-то с ней, с революцией этой — она всегда зиждется на предательстве. Он предал Куусинена и тех, кто стоит вместе с ним. Вейно не мог не просчитать дальнейшее развитие событий, а именно — гражданскую войну в стране.
Финляндия в переизбытке воинскими частями, а еще в Гельсингфорс на зимнюю профилактику пришла большая часть Балтийского флота — как с ним теперь быть? Только под Выборгом в 62 армейском корпусе насчитывается 40 тысяч дееспособных, воспитанных в царских порядках, хорошо обученных воинов. Где гарантии, что солдаты не пойдут за одурманенными свободами и доступными заработками офицерами?
Только полные наивной глупости люди могли верить в то, что Рабоче-Крестьянское государство будет создано посредством вдруг появившихся у рабочих и крестьян военно-стратегических, экономических и, черт побери, политических навыков. Белая армия никуда не делась, она просто раскололась по финансовым соображениям. И одна из этих расколотых частей сделалась «красной».
Тойво простился с Куусиненом, понимая, что тот уже сделал свой выбор, каким путем двигаться дальше. И ему не оставалось ничего другого, как пойти вслед за ним.
Но для начала Антикайнену все же хотелось проверить банковский след. Деньги в таких количествах бесследно не исчезают, в карманах и мешках их тоже не перевести. Тут организация нужна: транспорт, промежуточная база, специально подготовленный люди.
Стоп! Тойво резко повернул в сторону вокзала. Несмотря на обилие вокруг строгих солдат с винтовками за плечами, вокзал пока работал, паровозы пока ездили, расписание пока соблюдалось. Он сел в ближайший поезд и через пару часов вышел на перрон с надписью Abo (второе название Турку). Никому о своем путешествии он говорить не стал — то ли интуитивно опасаясь предательства, то ли просто не подумав об этом, захваченный своей идеей.
В городе он тоже не стал встречаться с соратниками, знакомыми ему по прежней работе. Вместо этого Тойво отправился кружным путем к странному строению, которое они с Отто опрометчиво определили тюрьмой для Николая. Даже беглого и очень далекого взгляда хватило, чтобы понять, оно активно эксплуатируется — накатанная дорога, дымок из трубы и несколько человек, слоняющихся по двору. Он бы не удивился, если бы у этих людей было оружие.
Антикайнен вернулся в город и потратил битый час, чтобы отправить телеграмму-молнию в офис Куусинена в Гельсингфорсе с пожеланием в конце ее о скорейшем ответе. Он и пришел незамедлительно, правда, за подписью Эдварда Гюллинга, еще одного действующего депутата Эдускунты. Вероятно, Отто метался по городу, организовывая и распределяя роли для получения контроля над столицей.
Тойво тоже применил кривой язык подпольщика, которым, правда, владел не очень хорошо, но надеялся, что Куусинен обо всем догадается. Больше на телеграфе делать было нечего, да и в Турку — тоже. Но уехать обратно он просто так не мог, как не мог сидеть здесь сложа руки.
Вместо этого он двинулся в сторону легкоатлетического клуба Турку, сначала не отдавая себе отчета — зачем, потом, по мере приближения, понимая, кого же он хотел там увидеть. Вообще-то, не то, чтобы хотел, но подумал: почему бы и нет?
Пааво Нурми только что закончил свою первую тренировку, которая на самом деле была второй, если учитывать довольно насыщенную утреннюю зарядку. Тойво он не узнал — вообще, он мало с кем знался, всецело отдаваясь своему бегу. Поэтому пришлось напомнить, что именно он изловил того хулигана, когда-то в парке порезавшего бегуна. Всякие там вопросы о том, как живешь, Антикайнен упустил, впрочем, как и всякие восторженные охи-вздохи.
— Мне очень нужна от тебя помощь, — заявил он.
— Если это не коснется моей второй тренировки — то, пожалуйста, — ответил Пааво.
Тойво почесал в затылке: да, вроде бы, солнце садится по-зимнему рано, так что должны успеть.
От
