отчаянно мечтала избавиться от бастарда.
Что ж, она выбрала идеальное место: когда дождь обрушится на покатые крыши Дариона, городок утонет в грязи, что поднимется из луж до скрипучих флюгеров, и на ее вязком дне никто и никогда не найдет молодого Эрвора. Но серое небо не предвещало скорой грозы, так что уныние, которое город навевал своей мрачностью и молчаливостью, грозило утопить его раньше.
Отчего-то местные невзлюбили его: смотрели с затаенным страхом, напряженно следили за каждым движением, и даже самый заядлый пьяница не желал шевелить языком в его присутствии. Это злило. Лишь местный староста пытался быть радушным. Он развлекал своего гостя долгими беседами в мягком свете камина и потчевал сытной пищей.
Постепенно Эрвор привык к этому месту и его зловонным ветрам, за резкими порывами которого волчий нюх вскоре различил людской страх. А еще позже он почувствовал и кровь…
Много крови.
Ее запах осел на бархатном халате старосты и вплелся в белоснежную косу его пятилетнего сына. Ее пары пронизывали туман, который целыми днями висел над дорогой, и становились тошнотворнее, когда на рассвете Дарион просыпался в крике: ночью волки снова похитили чью-то дочь. Люди были уверены в этом, и они трепетали от ужаса при мысли о тамиру. Вот только Эрвор знал: волков здесь нет.
Но были Призраки…
Он осознал это в тот вечер, когда в глубине сада застал сынишку старосты за охотой. Тот поймал в силки белку: она испуганно пищала, впивалась в руки коготками, но мальчонка лишь улыбался, наблюдая за ее тщетной борьбой. А потом неожиданно вгрызся в ее шею тупыми человеческими зубами и разорвал кожу. Он пил кровь зверька до тех пор, пока не стих его жалобный вой. Пил, пока в маленьком теле ее не осталось ни капли. Но это не принесло ребенку удовлетворения, и его серые глаза всё так же горели безжалостным голодом.
После увиденного Эрвор уже не мог игнорировать страх, что поселился во взгляде молодой супруги старосты, витал над дорогами Дариона, мягко скользил по разбитой брусчатке и хищной кошкой сворачивался у запертых наглухо дверей. И запах крови, окутавший город будто липкая паучья сеть, привел юношу под старую обветшалую часовню – в этот город запаздывал не только свет, но и вести о том, что боги давно покинули этот мир. И там, в сырости и тягучей темноте, он нашел пропавших селянок, точнее, опустошенных, изломанных кукол, в которых их превратили изголодавшиеся Призраки.
Эрвор никогда не слыл храбрецом, готовым опрометчиво встать на защиту слабых и вступить в схватку с неизученным врагом. И вид изуродованных, но еще стонущих и молящих о помощи женщин не изменил его. Юноша испугался. Он хотел сбежать из этого места, сообщить о своей находке Ищейкам и переложить это бремя на их плечи, но он не успел.
Ему пришлось сражаться, чтобы самому не стать добычей.
Спасаясь, он пролил много крови: тайну Призраков пытался защитить не только староста, чьи серебряные волосы скрывал парик, но и некоторые горожане – они так боялись за свою жизнь, что помогали отнимать чужую.
Дарион погряз во тьме. Вместе с дымом из печных труб ветер закручивал страх и горькую, как прокисшая похлебка, ложь. И молодой Эрвор, одурманенный гостеприимством старосты, заметил это слишком поздно.
Но он все еще мог спастись.
Кровь лилась рекой, смешиваясь с грязью на пороге часовни. Эрвор видел растекающееся в тумане бледное золото рассвета, он уже предвкушал свободу, когда могущественная смертоносная Сила стала сплетаться в руках пятилетнего мальчонки.
Его кровь пролилась последней. Супруга старосты безжалостно провела кинжалом по горлу собственного чада, погасив жизнь в его глазах и Силу в сердце. Она слишком долго жила в страхе перед Призраками: тем, что занял место ее настоящего супруга, и тем, что вышел из ее утробы. Но в последний момент она нашла в себе храбрость, чтобы защитить юношу, освободившего Дарион от мрака.
Вот только горожане никогда этого не узнают: они увидят кровь, залившую часовню, и всепоглощающий страх нарисует в их воображении ужасное чудовище.
И Эрвору пришлось бежать прежде, чем чудовище в глазах людей не обрело его лицо.
Но грязь, что текла по дорогам, замедляла. А неожиданно разразившаяся буря била в грудь тяжелыми порывами ветра, пытаясь сбить его с ног, и слепила холодным проливным дождем. Позже он понял: эта буря была рождена чужой Силой и пущена по его следу, будто сорвавшийся с цепи изголодавшийся пес.
И сбежать от него не мог даже волк.
Когда он в очередной раз попытался разомкнуть отяжелевшие, заплывшие глаза и втянуть сломанным носом затхлый запах подвала, то не почуял ничего, кроме собственной крови. Дни, что он провел взаперти, слились в одну очень долгую и мучительную ночь: солнце не находило щелей в толстых каменных стенах, и лишь по приглушенному городскому гулу он определял, когда мир по ту сторону пробуждался.
– Поднимись, волк, – однажды сквозь тугую боль в голове пробился властный женский голос.
Чья-то нога врезалась под ребра, и Эрвор заскрипел зубами: его телу не позволяли исцелиться. Он будто вновь попал в пасть Короля…
Сдерживая мучительный стон, пленник перекатился на бок и с трудом сел, зло уставившись на женщину у железной двери. Глаза защипало от бледного света Слезы в ее руке, который подсвечивал белоснежные волосы и путался в серой волчьей шкуре, наброшенной на плечи.
– Ты удачлив, зверь, – сообщила незнакомка. – Я долго думала и решила не казнить тебя за смерть моих собратьев. Я позволю тебе искупить свою вину.
Эрвор слушал ее, сжимая челюсти до боли в зубах, – он не собирался пресмыкаться перед чудовищами и уж тем более искупать вину, которой не ощущал.
– До меня дошли вести, что одна грязнокровая тварь при помощи своей ручной Тьмы провела некий ритуал призыва и теперь рыщет на юге в поисках Странника. И тебе крупно повезло: вместо того чтобы разорвать тебя на части, я использую твою шкуру.
Эрвор выругался, но вместо едких слов с разбитых онемевших губ сорвался лишь хриплый кашель.
– Почему ты? – Женщина ехидно усмехнулась. – Видишь ли, я немного изучила ваше общество, его правила, а еще твою кровь. И вот так удача: в мои руки попал не просто волк, похитивший человеческое лицо, а волк, укравший имя, имеющее в Дархэльме вес. Перед твоим носом без труда откроются любые двери. К примеру, двери дома Моорэтов. А кто, как не они, найдут Странника раньше кого бы то ни было?
– Чтоб тебя сожрала Тень, – наконец сумел выдавить Эрвор, сплюнув темную кровь.
Шинда лишь криво улыбнулась и бесстрашно приблизилась – стоящий за спиной юноши человек, натянул цепи на его руках и шее.
– Ты, верно, плохо меня расслышал, – елейным голосом произнесла женщина, присев перед Эрвором на корточки. Ее кожаные штаны и куртка заскрипели. – Ты полетишь в Эллор и найдешь для меня Странника раньше этой твари. И ты не посмеешь сбежать или обмануть меня, иначе твой волчий Король узнает, под какой личиной прячется его любимец. – Ее улыбка стала шире, когда на лице юноши отразился ужас. – А на случай, если ты решишь погеройствовать, то подумай о своей приемной матери. Весь Дархэльм узнает о ее истинной природе, если ты вздумаешь вести свою игру.
Подцепив пальцем металлический ошейник на шее Эрвора, она притянула его ближе и жарко прошептала:
– Теперь ты служишь мне, волк, и я велю тебе обнюхать каждый уголок Эллора и принести мне добычу, за которой охотится Эскаэль, раньше, чем она нападет на ее след. Эта тварь отняла у меня дочь, а я уничтожу ее желанную игрушку.
Шинда поднялась на ноги и махнула человеку за спиной Эрвора. Тот отпустил цепи – они звонко лязгнули об пол – и вышел из комнаты. А женщина, задержавшись, бросила к ногам пленника связку ключей.
– Наверху для тебя есть комната. Приведи себя в порядок, залижи раны и отправляйся в Эллор.
Она приоткрыла дверь и уже собиралась уйти, как замерла, о чем-то вспомнив:
– Ах да! Как хочешь, но перед этим избавься
