Будто солнце прорезало хмурые тучи, подсветив столь очевидную истину: Арий ревновал.
Я вздрогнула и удивленно моргнула. Он ревновал к Эсперу? Но почему?
Мысли взвились неукротимым вихрем, сбив с толку. Я никогда не смотрела на Эспера как на существо, что жило отдельной от меня жизнью. С того мгновения, как я впервые ощутила ласковое касание его души и мягкую шерсть, проскальзывающую сквозь пальцы, я видела в нем лишь себя. Он был моим сердцем. Он был мной. И я никогда не задумывалась, как его или нас видели другие. До этого момента.
Арий перехватил мой потерянный взгляд и, не дождавшись ответа или хоть какой-то реакции, пересек комнату и схватил Эспера. Тамиру недовольно зашипел и вцепился когтями в одеяло – оно вздыбилось, потянувшись за зверем, и разбросанные по нему листы с шелестом полетели на пол. Арий выпустил рыжего кота – тот шмякнулся на слегка спружинившую кровать и отскочил к изголовью. Но брат уже не обращал на него внимания: подняв с пола один из листов, он внимательно изучал его содержимое.
– Ты смогла перевести записи лиирит? Ха! У Маретты на это ушли годы и куча золота, прежде чем она нашла юнца, для которого блеск монет оказался дороже тайн собственного народа. – Уголки его губ дрогнули в улыбке, но взгляд, теперь обращенный ко мне, оставался напряженным. – Но ты не смогла воспроизвести этот ритуал, верно?
Я качнула головой.
– И сколько попыток у тебя было?
– Много. – Я невольно спрятала сжатые кулаки под мышки.
Арий нахмурился.
– Насколько много? Покажи мне. – Он настойчиво протянул руку и не опускал до тех пор, пока я не подошла ближе. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я набралась храбрости и сделала шаг к нему навстречу, – а может, меня подтолкнул пристально следящий за нами Эспер.
Я нерешительно вложила руку в ладонь Ария, и он потянул за ленту. Время будто замедлилось, и я не смела дышать, наблюдая, как с очередным витком ткани обнажаются старые шрамы и многочисленные крошечные порезы, похожие на алые звезды, рассыпанные вокруг погасшего солнца. Конец ленты оторвался от кожи, захватив присохшую темно-бурую корочку, и из вновь открывшейся ранки выступила кровь.
– Это нужно обработать.
Арий направился к двери в ванную, но я поймала его за запястье. Он остановился, удивленно встретившись со мной взглядом.
– Я хочу попробовать еще раз, – моляще произнесла я. Арий нахмурился, и, выдавив улыбку, я напомнила: – Ты обещал помочь, не забыл?
Желваки заиграли на скулах Ария. Я ощутила, как напряглись его мышцы под моими пальцами и сжался кулак. Дыхание сперло, я потупила взгляд – он не был готов к новой встрече с кровавой магией, и я не имела права его об этом просить. Мои руки опустились, но Арий вдруг мягко сжал мою ладонь.
– Хорошо, – сдался он, и мое сердце радостно подпрыгнуло. – Но только один раз, а после мы обработаем раны.
Он усадил меня на край кровати и сел рядом. Я глубоко вдохнула, собираясь с мыслями. Эспер подобрался ближе, и его разум рванул в омут моих вихрящихся воспоминаний.
– Эспер помогает тебе? – сдвинув брови, спросил Арий. Я кивнула. – А разве в этих бумагах говорилось что-то о помощи тамиру?
Мы с Эспером переглянулись.
– Некоторые дороги нужно пройти в одиночку, пташка. – Арий погладил меня по руке и отпустил. – Этот ритуал взывает к родной крови, но звать ты должна одна: они только твоя семья, а для Эспера лишь чужое воспоминание. Они не откликнутся, если услышат чужой голос или ваш хор.
– В этом есть смысл, – кивнул рыжий кот.
– Конечно, есть! – прыснул Арий. – И твое присутствие здесь этому доказательство.
Эспер возвел между нами стену: глухую, не пропускающую голос звериных мыслей, но в то же время хрупкую, как рыбья кость, которую я сумею без труда переломить, если буду нуждаться в помощи. Я зажмурилась и медленно погрузилась в воспоминания. Тягучие и вязкие, будто болотная тина, они затягивали на глубину, и перед сомкнутыми глазами оживало прошлое: как мама готовила оладьи по утрам – они часто подгорали, но я никогда не жаловалась, ведь это был хороший повод налить в тарелку побольше кленового сиропа; как папа встречал меня после школы и мы тайком уплетали мороженое за углом дома – я никогда не успевала расправиться со своим рожком по пути; или как мы все вместе посещали зоопарк и подолгу наблюдали за крошечными, размером с ладонь, обезьянками.
Без Эспера мои воспоминания путались, мелькали перед глазами и сталкивались в полете, будто суетливые бабочки. Я ловила их, стискивала в пальцах, ломая крылья, но они все равно выскальзывали из рук и исчезали во мгле. И все чаще и чаще в мою ладонь ныряли черно-желтые Мертвые головы, напоминая о дне, когда я в последний раз слышала родительский смех.
Я чувствовала, как кровь медленно ползла вверх по ладони. Она казалась необычайно горячей. Густая капля докатилась до указательного пальца, зависла на его кончике и неожиданно сорвалась вниз, разбившись о колено и укусив, подобно расплавленному воску.
Изумленно распахнув глаза, я уставилась на тонкую золотую струну в своей руке: один ее конец тянулся из той самой ранки, будто вырастая из моей ладони, а второй врезался в дальнюю стену и тянулся за пределы Пика – я не видела конца этой нити, но ощущала каждый ее дюйм.
Судя по изумленному взгляду Эспера, я поняла, что он тоже это видит.
– Почему одна? – Мой голос дрогнул.
– Сейчас это не важно, – прошептал Арий. – Осторожно сожми ее и потяни.
Я послушно один за другим сжала пальцы. Струна слабо задрожала и вдруг лопнула, разлетевшись яркими искрами, похожими на золотые хлопья снега, – они медленно осели на пол и угасли среди длинного ворса ковра.
– Что произошло? – Мой голос прозвучал сдавленно, слова давались с трудом.
– Ты молодец, пташка. – Арий ободряюще прижал руку к моей спине.
– Почему она лопнула? – не унималась я, и мой голос сорвался до отчаянного крика: – Почему она такая хрупкая? И почему она одна?
Горло сдавило, и горячие слезы покатились по щекам.
Почему?
Чей смех мне больше не суждено услышать, в чьи глаза я больше никогда не посмотрю?
Счастливые воспоминания, что минутой ранее еще согревали мое сердце, теперь окрасились в серые тона. Я жадно цеплялась за них, отказываясь поддаваться необоснованным страхам, но лица родителей и их улыбки теперь отзывались режущей болью.
С губ сорвался сдавленный стон. Арий порывисто притянул меня к себе и крепко обнял. Я уткнулась лицом в его плечо и дала волю своей боли, отпуская ее вместе со слезами.
Я поступила опрометчиво, подарив себе надежду и позволив поверить в то, что спустя столько лет я все еще могу найти своих родителей живыми. Я поддалась умиротворяющему обаянию и спокойствию Пика, позабыв о мире за его пределами и его главном уроке: Гехейн не жалеет никого.
Волк, который попал в силки
213 год со дня Разлома
18-й день второго звена
Дарион был городом смрада и грязи. Грязь бурлила в реках, пронизывающих поселение как кровеносные сосуды, обрушивалась на дороги с дождем, наполняла питьевые колодцы и затапливала подвалы. Но когда в город пришли Призраки, по его зловонным улицам потекла кровь…
Молодой Эрвор с отвращением вглядывался в мутные окна, сквозь которые едва пробивались желтые дрожащие лучи. Старые газовые фонари вдоль разбитой дороги не горели уже многие годы: они потухли, когда Хранители Дверей принесли в Гехейн эфир, однако даруемый им свет так и не достиг этого забытого императором места, и город утонул в темноте. На протяжении всей дороги, пока колеса экипажа не увязли в непроходимой грязи, Эрвор радовался выпавшему ему шансу доказать, что он тоже играет значимую роль в делах семьи. Майрон впервые доверил ему столь важное поручение – выяснить, почему упали объемы добычи в принадлежащих семье шахтах. Но, взглянув на захудалый городок поближе, юноша наконец признал, что Маретта была права: названый отец теперь отдавал распоряжения устами молодой супруги, что
