во всем – как я не понимала? Каждый раз, когда я спрашивала, хватает ли ему, он отвечал, что хватает. И я безоговорочно верила ему на слово.
Райн был голоден, и не просто голоден – а уже изнемогал.
А я забаррикадировалась с ним в одной комнате.
Почему мне было так тяжело осознать реальность этих двух мыслей?
Главное было не то, что я его боялась. Главное было то, что я его не боялась, а надо было бы. Надо! Это природа, и ее не изменить, что бы я себе ни думала.
«Ты совершаешь слишком много ошибок», – прошептал мне в ухо Винсент.
Я и не заметила, как давно я его не слышала.
– Мне надо куда-нибудь переселиться, – сказала я. – В другие апартаменты.
Я постаралась говорить невозмутимо, но добиться этого оказалось сложнее, чем я ожидала. Было видно, что и Райн с не меньшим трудом пытается сохранить нейтральное выражение лица и ему плоховато это удается. Мускул на щеке чуть дрогнул, словно только что пришлось сдержать удар.
Я тоже почувствовала этот удар. Как будто дала ему пощечину.
– Зачем? – глухо спросил он.
– Зачем?!
Я указала на пустой бокал. Трещины выросли. Теперь только рука Райна, крепко обхватившая бокал, не давала ему рассыпаться.
– Райн, не будь…
– Никакой необходимости нет.
Он не заставит меня это сказать. Он не мог быть таким наивным.
– Нет, есть. Ты сам знаешь.
– Я сказал тебе, что…
Он замолчал. Глубоко вдохнул. Выдохнул.
– …надеюсь, ты уже поняла, что тебе не о чем беспокоиться.
– Мне всегда есть о чем беспокоиться.
«Ты никогда не будешь в безопасности», – прошептал Винсент.
– Не со мной.
– Даже с тобой.
«Особенно с тобой, потому что ты заставляешь меня расслабиться».
И на этот раз он действительно вздрогнул, как от удара. Бокал разлетелся на осколки.
– После всего ты до сих пор меня боишься? Орайя, я не животное, – сказал он так тихо и сурово, что его слова напоминали рычание. – За кого ты меня принимаешь?
У меня замерло сердце. Я осознала, какую обиду нанесла сейчас ему.
– Ты не животное, – сказала я. – Но ты вампир.
– Я не причиню тебе боли! – рявкнул он.
Нет. Это была ложь. Когда мне в последний раз такое говорили, это была ложь. Это была ложь, даже если Райн искренне верил, что это правда, – и если он верил, он был большим идиотом, чем я считала.
Проклятье, да и я, наверное, тоже.
Мы были финалистами Кеджари. Нам придется причинить друг другу боль. Даже если мы зашли так далеко.
– Что тебя так оскорбляет? – бросила я в ответ. – То, что я говорю очевидные вещи вслух? Ты вампир. Я человек. Может быть, нам не нравится это говорить, но это правда. Посмотри на себя. Думаешь, я, провались оно все, не вижу тебя насквозь?
Я расстроилась. У меня участился пульс. У Райна на щеке билась жилка. Ноздри раздувались. Даже сейчас я видела… Голод, тлеющий под обидой.
– Воображаемый мир прекрасен, но он не реален, – сказала я. – И я не хочу очнуться оттого, что ты разрываешь мне горло.
Я тут же пожалела о своих словах. Но пожалела потому, что они были жестоки, и потому, что от страшной, ребячьей обиды на лице Райна у меня заныла душа.
А не потому, что они были неправдой. Не были.
Можно подумать, только ему хочется притвориться, будто все не так. В этот момент я желала одного: прожить всю свою жизнь так, как мы жили эти последние несколько недель. Строя нечто вроде своего дома в этом гадком, темном дворце.
Мне этого настолько хотелось, что я даже… даже подумывала, не смогу ли я помочь Райну. Хотя это и была дурацкая мысль. Хотя человек, отдающий себя вампиру, так долго лишенному пищи, обрекает себя практически на верную смерть, как бы ни были чисты у вампира намерения. И все же, когда я увидела это выражение его лица, его отчаяние, мне захотелось об этом подумать.
Глупое, наивное ребячество.
Но Райн уже шагнул назад, выпрямил спину, прижал к телу побелевшие кулаки. Он отошел на несколько шагов, словно даже в гневе понял, что мне нужно сохранять между нами расстояние побольше.
– Прекрасно, – ледяным голосом произнес он. – Ты права. Мы вели себя глупо. Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Тебе лучше не приближаться к тому коридору. Я пошел.
Мне уже хотелось взять свои слова назад. Сердце начали забирать знакомые тиски страха. Я боялась не Райна, я боялась оставаться без него и боялась всего того, что почувствую, когда он уйдет.
– Хорошо, – сказала я, борясь со всеми чувствами.
Никто из нас не знал, что добавить.
Райн пошел в свою комнату, собрал вещи, отодвинул комод от двери ровно настолько, чтобы протиснуться мимо него, а потом повернулся ко мне.
В воздухе повис миллион несказанных слов.
Он произнес только:
– Придвинь обратно, когда я уйду. Я…
И не стал договаривать.
Я поняла это чувство, потому что и сама сейчас делала то же самое. Сдерживалась, чтобы не сказать все эти «не уходи», «мне будет тебя не хватать», «прости».
«Это же дурь, – говорила я себе. – Он просто уходит в другое жилье, вот и все».
Но я знала – мы оба знали, – что как только Райн уйдет, как только он станет просто одним из участников Кеджари, что-то между нами изменится непоправимо.
– Я… – снова начал он, не смог договорить и подытожил: – Увидимся на следующем испытании.
И ушел, не успела я сказать ни слова.
Глава тридцать седьмая
В ту ночь впервые за долгое время мне снилось, что с неба исчезла луна.
Кровать, расшатанная и дешевая, была огромной для моего крошечного тела. Я закопалась в одеяла, натянув их на нос. Йона и Лисан спали или делали вид, что спят.
Мама торопливо шептала: «Погаси немедленно лампу, ты же знаешь, что они придут, ты же знаешь…»
Мне тоже было страшно. Но я подумала: «Нельзя бояться!» – и выскользнула из-под одеял. Я тихо-тихо подошла к окну. Моего роста едва хватало, чтобы дотянуться до его края. Я схватилась за потрескавшийся подоконник и вгляделась в небо.
Однажды я видела мертвого червяка, которого облепили столько муравьев, что он превратился в сплошную шевелящуюся черную массу. Вот таким сейчас выглядело небо. Пульсирующее покрывало черноты.
Только в небе были не муравьи. Там были крылья.
«Орайя!»
Мама произнесла мое имя так, как она произносила его, когда была напугана.
«Орайя, отойди от…»
Воздух ударил в легкие жестко,
