нем. Какое удовольствие, что мой супруг так хорошо меня знает. Оглядываясь назад, это было скорее проклятием, чем благословением. Я подозреваю, что именно поэтому Лену удавалось так долго скрывать от меня свою истинную природу. Я уверена, что и теперь он точно знает, что я запланировала.
– Да, – говорю я, не видя смысла врать. Он не поверил бы мне, если бы я это сделала. – Я намерена это сделать вновь.
– А если я откажусь?
Ставлю стакан на тумбочку, рядом с лампой, которая продолжает мерцать. Это похоже на стробоскопический свет, погружающий комнату в микровспышки тьмы и света, когда моя рука снова движется к ножу.
– Тогда я все равно тебя убью.
– Я не думаю, что ты хочешь, чтобы на твоих руках было так много крови, Си, – говорит Лен, произнося это прозвище с преувеличенным шипением. – Я знаю по опыту, что ты, не колеблясь, убьешь меня. Но тогда на твоих руках будет кровь другой жертвы.
– Какой еще жертвы?
– Кэтрин, конечно.
Ему не нужно больше ничего говорить. Теперь я точно понимаю, что он имеет в виду.
Если я убью его, я также убью Кэтрин Ройс.
В это трудно поверить, это трудно принять, но это факт.
Лен хочет добавить что-то еще, но умолкает, потому что его голос блокирует сильный порыв ветра снаружи.
Порыв бури отходит.
Взлетает.
А потом врезается в крышу дома с еще большей силой. Все трясется, включая меня. Я держусь за тумбочку, чтобы не упасть. В коридоре что-то падает на пол и разбивается.
Лампа на тумбочке перестает мерцать и гаснет. И вот я уже не вижу своего дребезжащего стакан с бурбоном. Не вижу и Лена, затянутого веревками, с самодовольной ухмылкой на лице.
Затем лампа, комната и весь дом полностью погружаются во тьму.
Все погрузилось во тьму так внезапно и быстро, что у меня перехватывает дыхание. Звук скользит по комнате, усиливаясь из-за всепоглощающей темноты. Теперь все вокруг темнее, чем гроб с закрытой крышкой.
Я остаюсь на кровати, надеясь, что это всего лишь всплеск бури, которая стихнет через несколько секунд. Когда проходит минута, а свет не загорается, я смиряюсь с предстоящей задачей – найти фонарик и свечи, чтобы осветить комнату.
Я не доверяю Лену даже при свете, я еще меньше доверяю ему в темноте.
Я встаю и выхожу из комнаты на ощупь, перемещаясь между кроватями.
В коридоре под кроссовками что-то хрустит.
Разбитое стекло на паркетном полу.
Я пытаюсь перешагнуть через него, случайно задев источник этого разбитого стекла – рамку для картины, которая упала со стены, когда дом затрясся.
Я продолжаю двигаться к лестнице, осторожно передвигая ноги. К настоящему времени мои глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы я могла добраться до гостиной, где хранится запас фонариков и свечей на случай аварии. Я нахожу светодиодный фонарь и несколько толстых свечей, которые могут гореть часами.
И нахожу зажигалку.
Ту, которая, вероятно, лежала здесь целую вечность.
По крайней мере, с прошлого лета.
А поскольку Лен был ответственным за сбор и отслеживание припасов, он знал о ее существовании.
Этот сукин сын.
Я включаю фонарь и перехожу из комнаты в комнату, попутно зажигая свечи. Некоторые из аварийного запаса. Другие – декоративные, в стеклянных банках, которые стояли тут годами, ненужные до сего момента. Запахи свечей смешиваются, пока я хожу по дому. Ель и корица, лаванда и апельсин. Такие приятные ароматы теперь витают в воздухе во время очень неприятной ситуации.
Наверху я зажигаю свечу в главной спальне, прежде чем вернуться в комнату, где Лен остается связанным.
Я ложу фонарь на кровать и ставлю свечу на тумбочку. Я щелкаю зажигалкой и подношу ее к фитилю свечи, который слегка шипит, прежде чем вспыхивает пламя.
– Ты хотел, чтобы я нашла эти водительские удостоверения, не так ли? – спрашиваю я. – Вот почему ты отправил меня к своему ящику для снастей, а не к лихтеру со штормовыми припасами. Ты хотел, чтобы я знала, что ты сделал.
Лен ерзает на кровати, его большая тень мерцает на стене рядом с ним. Свет свечи рисует на его лице меняющиеся узоры света и тени. Мне кажется, что в каждом мгновении темноты я вижу Лена в его истинной оболочке, как будто Кэтрин мутирует в него. Жестокая игра света.
– Это было больше похоже на игру, – говорит он. – Я знал, что есть шанс, что ты можешь их найти, так же как я знал, что ты можешь полностью их не заметить. Было волнительно пытаться выяснить, заметишь ты или нет. В конце концов, я выяснил.
– Пока не стало слишком поздно для тебя. Я отреагировала быстрее, чем ты мог предполагать, – я подношу стакан бурбона к губам и делаю триумфальный глоток. – Но для Кэтрин еще не поздно, не так ли? Она все еще присутствует.
– Она? – удивляется Лен. – Где-то глубоко в глубине. Я думал, ты это поняла.
Он ошибается. Я до сих пор ничего не понимаю. Не только извращение природы, позволившее случиться этой ситуации, но и то, как это возможно.
– Она в курсе, что происходит?
– Ты должна спросить ее, – говорит Лен.
– Это возможно?
– Уже нет. Это было возможно, когда она еще контролировала ситуацию.
Я быстро вспоминаю наши разговоры с Кэтрин. В лодке, после того как я вытащила ее из озера. Когда она пила вино своего мужа за пять тысяч бутылка. Когда пила кофе на следующее утро, оплакивая состояние своего брака. Это все еще была Кэтрин. Или частично. Я предполагаю, что иногда Лен прорывался сквозь нее, например, когда он видел свой бинокль, стоящий на крыльце, или писал мне, хотя Кэтрин не знала моего номера телефона.
– Когда ты полностью поглотил ее? – спросила я.
– Это происходило постепенно, – сказал Лен. – Мне потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться в новом теле, понять, что к чему, как это работает, научиться контролировать. И, скажу тебе, она сопротивлялась. Кэтрин отказывалась сдаваться без боя.
