сглатываю.
– Правильно полагаешь.
– Можно мне сказать, что я беспокоюсь о тебе? – говорит Лен. – Потому что это правда. Это не похоже на тебя, Си. Ты очень отличаешься от человека, в которого я влюбился.
– Взаимно.
– И из-за этого ты решила напиваться до смерти?
– Уж кому-кому, но не тебе судить меня, – прыскаю я. – Все, что со мной случилось – твоя вина. Мы можем поговорить о том, почему я пью, но только после того, как ты расскажешь мне о тех девочках, которых ты убил.
– Хочешь знать, как я это сделал?
Лен улыбается. Болезненная, омерзительная ухмылка, которая выглядит оскорбительно на добром и милом лице Кэтрин. Мне нужна каждая унция сдержанности, чтобы не шлепнуть ее по лицу.
– Нет, – говорю я. – Я хочу знать, почему ты это сделал. В этом было нечто большее, чем простое удовольствие. Что-то заставило тебя так поступить.
Снаружи поднимается шум.
Порыв ветра, визжащий над озером.
Он врезается в дом, и все содрогается, вызывая общий грохот оконных стекол. Прикроватная лампа снова начинает мерцать.
На этот раз он не останавливается.
– На самом деле ты не хочешь знать, Си, – говорит Лен. – Ты только думаешь, что хочешь. Потому что, чтобы по-настоящему понять мои действия, тебе нужно будет примириться со всем, что ты во мне не замечала или игнорировала, потому что была слишком занята зализыванием собственных ран из твоего гребанного детства. Но тебя не бросила твоя мать-шлюха. У тебя не было отца, который бил тебя. Ты не росла в приемных семьям, где тебя гоняли как нежеланную дворнягу.
Лен хочет, чтобы я его пожалела, и я это делаю. Ни один ребенок не должен испытать то, через что он прошел. Но я также знаю, что многие проходят через это, и что им удается прожить жизнь, не причиняя вреда другим.
– Те девочки, которых ты убил, не имеют к этому никакого отношения, – говорю я.
– Мне было все равно. Я все еще хотел сделать кому-нибудь больно. Мне это было нужно.
А мне нужно было, чтобы он был тем, кем я его считала. Добрый, порядочный, очаровательный мужчина, за которого я ошибочно полагала, что вышла замуж. То, что он не мог – или не хотел – сделать, наполняет меня смесью гнева, печали и горя.
– Если тебе это было так необходимо, зачем тогда тебе нужна была я?
В моем голосе дрожь. Я не уверена, какая эмоция вызывает это – гнев или отчаяние.
– Тебе не следовало даже приближаться ко мне. Вместо этого ты позволил мне влюбиться в тебя. Ты позволил мне жениться на тебе и построить с тобой жизнь. Жизнь, которую, ты всегда это знал, собираешься разрушить.
Лен качает головой.
– Я не думал, что все будет так плохо. Я думал, что смогу это контролировать.
– Нашего брака должно было быть достаточно, чтобы остановить твои порочные желания, – говорю я, и дрожь перерастает в землетрясение. – Меня тебе должно было хватить!
– Я старался, поверь, – говорит Лен. – Но я не смог до конца победить своих желаний. Иногда по ночам, пока ты спала, я лежал без сна и думал о том, каково это – смотреть, как жизнь уходит из чьих-то глаз, и знать, что я был тому причиной. Чем больше я думал об этом, тем больше сопротивлялся. И чем больше я сопротивлялся, тем сильнее становилось желание.
– Пока ты не приехал сюда и не сделал это.
– Сначала нет, – говорит Лен, и у меня сжимается живот при мысли о том, что он убивал и других людей в других местах. – В Лос-Анджелесе. Иногда, когда я бывал там один на работе, я рыскал по улицам, находил проститутку, брал ее к себе в комнату.
Я не вздрагиваю от новостей. После того, как узнаешь, что твой муж убил как минимум трех женщин, узнать, что он еще тебе изменял, не так больно, как в обычных обстоятельствах.
– А потом однажды ночью мне не хотелось возиться с комнатой. Мы только сели в мою машину, припарковались где-то в тихом месте, я с ней расплатился. И пока это происходило, я с откинутым передним сиденьем, а она стояла на коленях в нише руля и делала мне минет, который был недорогой по таксе, я подумал: было бы так легко убить ее прямо сейчас.
Я вздрагиваю, отталкиваясь. Я снова не могу поверить, что этот человек был моим мужем, что большую часть моих ночей я спала рядом с ним, что я любила его всеми фибрами своего существа. Хуже того, я не могу смириться с тем, как сильно он меня одурачил. За то время, что мы были вместе, я никогда не подозревала – ни разу – что он настолько жесток и развратен.
– И? – спрашиваю я, не желая слышать ответа, но, все же, нуждаясь услышать его.
– Нет, я не сделал этого, – говорит Лен. – Это было слишком рискованно. Но я знал, что когда-нибудь это произойдет.
– Почему здесь?
– А почему не здесь? Здесь тихо, уединенно. Кроме того, я мог арендовать машину, приехать сюда на выходные, вернуться и представить, что я в Лос-Анджелесе. Ты никогда ничего не подозревала.
– В конце концов, я узнала, – говорю я.
– Нет, пока не стало слишком поздно для Меган, Тони и Сью Эллен.
Я чувствую боль в животе, такую острую и скручивающую, как будто я взяла нож с кровати рядом со мной и воткнула его в бок.
– Скажи мне, где ты оставил их тела.
– Ты хочешь искупить свои грехи?
Я качаю головой и делаю еще глоток бурбона.
– Я хочу искупить свою вину.
– Понятно, – говорит Лен. – И что ты собираешь делать? Не делай вид, что не обдумала этого. Я точно знаю, что ты собираешься делать. Как только ты узнаешь, где эти тела, ты снова убьешь меня.
Когда он был жив, мне казалось сверхъестественным, насколько хорошо Лен мог читать мои мысли. Иногда казалось, что он знает каждое мое настроение, прихоть и потребность, что я очень любила в
