вовсе не пустят? Черт, черт, черт. Я всего в нескольких метрах от дома, но пока я не скажу заветное слово или фразу, ноги моей там не будет.
– Говори пароль, или проваливай откеда пришел! – услышал я с той стороны.
Может в самой фразе кроется ответ? Может паролем является слово «пароль». Ведь сказано же: «говори пароль». Вроде все просто, но что, если я ошибаюсь.
Но меня вдруг осенило. Независимо от того, что бы я ни сказал, меня все равно должны пропустить, так как только человек может разговаривать. Желательно сказать что-нибудь подлиннее и позаковыристее, чтобы уж точно сомнений не было, что я не мутант.
– Ну какие еще пароли? Открывайте, свой пришел! Олег я, вернулся с поверхности, мне там надоело, хочу обратно. Можете не сомневаться, я один, с собой никого не привел.
Вопреки моим ожиданиям ответа я не услышал. Вот и что мне теперь думать: откроют, не откроют?
Звучный хлопок разгерметизации, эхом прокатившийся по эскалаторному туннелю, рассеял все мои опасения. Барьер, отделяющий меня от станции, стал медленно отъезжать вверх. Когда щель между полом и гермозатвором оказалось достаточной для того, чтобы человек мог в нее протиснуться, я лег на спину и тремя перекатами оказался на «Проспекте Большевиков». Хвала Всевышнему, все теперь позади. Однако если подумать, все только начинается. Кто может доподлинно сказать, что ждет жителей нашей ветки в будущем? Какое бы решение не принял Антон, оно очень сильно повлияет на судьбы людей.
Когда гермозатвор закрылся, из подсобного помещения вышел пожилой человек и протянул мне ладонь для рукопожатия. Впрочем тут же ее убрал и не стал подходить ко мне близко, чему я не удивился – от меня, наверное, сильно фонило.
– А, Олег, неужели? Ты вернулся?
– Да, как видите! – стыдно признаться, но как зовут моего визави я даже не знал. Всех не упомнить. Вот меня наверняка знают многие на оранжевой линии. А сам я… но у меня еще все впереди!
– Это хорошо. А мы уж все думали, что ты сгинул там…
– Пришлось нелегко, но я живой и здоровый. Что ж вы хороните человека раньше времени?
– Да ладно тебе, Олег! – засмеялся старик. – А вот кстати насчет здоровья это ты к Владимиру иди, может, подцепил там что-нибудь, кто ж тебя знает?
– Так туда и собираюсь.
– Славно. Дрезина вон стоит, в конце станции. Иди.
Поблагодарив старика за помощь, я направился к транспорту. Пока шел, из палаток выглядывали люди и пристально смотрели на меня. Как будто привидение увидели. Неужели вообще никто не верил, что вернусь?
В дрезину не забирался до тех пор, пока не снял костюм. Не хватало еще, чтобы и машина пропиталась радиацией. Взяв у Ольги, племянницы дяди Вовы, по счастливой случайности оказавшийся у нее большой целлофановый пакет, я засунул туда химзу и только тогда сел в дрезину.
До «Ладожской» добрался минут за десять. Видимо еще издали услышав стук колес о рельсы, меня сбежалась встречать целая толпа народа. Это действительно для людей было событие. На нашу станцию вообще редко кто захаживает, чего уж там говорить о приезжих, тем более с «Проспекта Большевиков»? Все пришли посмотреть, кто же решил почтить станцию своим присутствием.
И этим человеком оказался я.
Боже, что там началось. Радостное ликование, крики, гомон… А главное непонятно с чего. Я обычный человек, коих тут сотни. Подумаешь, вернулся. Лене вот так никогда, по–моему, не радовались. А тут уж подняли такой гвалт, словно Мессия к ним явился…
Теперь-то мне все стало понятно. Наверное, им уже рассказали, с какой целью я выбирался на поверхность. И теперь ожидали, что вместе со мной пришло спасение от всех бед. Ох, лучше бы мне сейчас провалиться под землю. Как же я скажу, что никакого оружия с собой не принес? Некоторые, может, меня и поймут, но многие, скорее всего, люто возненавидят. А самое противное – ведь я же знал, на что подписываюсь… Теперь придется пожинать плоды своей глупости.
Когда моя дрезина остановилась, ко мне сквозь толпу протиснулся Юра. Он выглядел бодрячком, никогда бы не сказал, что совсем недавно он валялся на полу с видом мучительно умирающего человека. Значит, с ним действительно все в порядке. Ну и слава Богу!
– Олег, как я рад тебя видеть! Вернулся, дружище?
– Вернулся, да, – несмотря на то, что я тоже был безумно рад нашей встрече, говорил я вяло и опечаленно.
– А чего такой грустный? – как можно бодрее спросил мой друг.
– Юра… я не принес никакого оружия… Мне очень жаль…
Я вышел из дрезины, желая поскорее уединиться в палатке, не видеть все эти лица. Мне вообще сейчас ничего не хотелось.
– Но как, почему? – развел руками Юра. Радость схлынула с его лица, как будто ее водой смыли.
– С поверхности я принес всего-навсего книгу, несколько старых фотографий и никчемный камешек. Он находится в контейнере на химзе. Так сказать, сувенир с поверхности, доказательство моего пребывания там, – горько усмехнулся я.
Толпа внезапно замолчала, и через секунду я понял почему.
– Пропустите меня! Да пропустите же, дайте пройти. Будьте любезны, шаг в сторону, мне надо пройти.
Зычный голос дяди Вовы спутать с кем–то было просто невозможно. Наконец он вышел из всей этой гурьбы народа и направился ко мне. Приобнял за плечо и повел за собой. Зачем, куда – какая теперь разница? Мне было абсолютно до фени. Пускай хоть в геенну огненную сбросит, когда узнает обо всем, так даже лучше будет.
– Расступитесь, народ, дайте пройти! Мальчику нужен отдых, он только что с поверхности, а вы тут обступили его… Не в музее, чай, находитесь.
Дядя Вова привел меня в свою палатку. Почему в свою? Да какая в принципе разница? Закрыл молнию на входе.
– Ложись, – дядя Вова жестом указал на свою кровать.
Я тут же послушался. Улегся, сложил руки в замочек на груди. У меня сейчас было такое состояние, что если бы мне сказали: «Жри гвозди!», я стал бы их есть.
– Рассказывай! – сказал дядя Вова, присев на корточки рядом со мной.
– Что рассказывать?
– Все. Что было на поверхности, как тебе удалось дойти.
Честно говоря, я не понимал, зачем дяде Вове было это знать. Не из чистого
