Говоря о сумме полученной взятки, каждый из рассказчиков закатывал глаза, но при любой озвученной цифре количество нулей было не меньше шести. К тому времени за Светланой Алексеевной признавали одну-единственную слабость — слаба на карман.
История эта Светлане Алексеевне никоим образом не повредила, наоборот, как ни парадоксально, упрочила ее положение. В судейских кругах стали поговаривать, будто Ерожина может все. Что вскоре она и подтвердила. Находясь в одном из кремлевских кабинетов, сумела уловить, куда дует ветер, и провела процесс против одного из воротил современного бизнеса с таким блеском, что подсудимого оправдали полностью, признав невиновным по всем пунктам ранее предъявленных обвинений. Многие тогда недоумевали, чем вызвана такое безрассудство судьи, но Ерожина-то знала, что воротила — не кто иной, как «кошелек» одного из властей предержащих. Сажать столь щедрый источник финансирования за решетку никак невозможно. В том самом кабинете, где направление ветра она учуяла абсолютно верно, способность судьи Ерожиной оценили по достоинству, и Светлана Алексеевна поднялась по служебной лестнице не на одну, а сразу на несколько ступеней выше.
***
Пресловутая фраза о том, что она лично оправдательные приговоры будет рассматривать как некачественную работу судей (именно Ерожиной и принадлежит сей кощунственный и по сути противозаконный постулат), была, несмотря на все кощунство и даже беззаконие, воспринята судьями как указание к действию. Если к тому добавить, что муж-генерал посвятил супругу в подробность, чьей дочерью является подследственная Александра Лисина, то становится вполне понятным поведение судей всех инстанций, где определялась мера пресечения, рассматривались апелляционные и кассационные жалобы адвокатов.
***
Давно канули в Лету те времена, когда народные судьи получали нищенскую зарплату, ютились в тесных хрущобах и были, живые же люди, подвержены, скажем мягко, некоторым соблазнам. Нынче история совсем иная. Судьям государством положено такое жалованье, что ни одна взятка соблазнить судью не может. Задача теперь в том, чтобы удержаться на судейском троне, удержаться любой ценой, дабы не потерять гарантированного на всю оставшуюся жизнь благополучия. И если материально судьи стали одними из самых обеспеченных людей в обществе, то зависимость их пропорционально увеличилась. Они зависели от начальства высокого и высшего, от прокуратуры, от ФСБ. И все меньше и меньше зависели от закона.
Им, разомлевшим от собственного благополучия и трусливым до утраты принципов элементарной человеческой и правовой порядочности, ну какое им было дело до судьбы молодой женщины, оторванной от малых детей, от семьи, от той счастливой жизни, которую пыталась сломать чья-то злая сила. И раз за разом, с неприличным уже упорством, те, кого обязаны называть ваша честь, но честь свою давно утратили, повторяли как заведенные: «Может скрыться, помешать следствию, вступить в сговор…»
***
Только через год немыслимых испытаний тюрьмой ни в чем не виновную Александру Лисину перевели под домашний арест. Но и тут не удержались от мелочной, но отнюдь не мелкой мести: применили к Саше все, без самых малейших исключений, предписанные инструкцией ограничения.
Ей запрещены были даже короткие прогулки. Запрещено было пользоваться телефоном, интернетом, запрещено встречаться с посторонними людьми — только с прямыми родственниками и адвокатами. Даже поездка к врачу была возможной только после многочисленных и долгих согласований. К тому же браслет, в который заковали Сашину ногу, оказался бракованным. Стоило ей зайти в одну из дальних от телефона комнат, браслет переставал подавать сигнал и в квартире тотчас раздавался телефонный звонок из службы слежения: «Лисина, вы где?»
— Да здесь я, куда я денусь? Я же не виновата, что ваш браслет бракованный. Мне что, теперь даже по квартире не передвигаться?
— Не передвигайтесь, — издевательски отвечал равнодушный голос.
***
Каждый раз, когда Саша уезжала из дому на очередное судебное заседание, дети провожали ее до самого порога.
— Мама, ты вернешься? — с тревогой спрашивали они. — Мамочка, обещай нам, что сегодня вернешься. Ты же нас никогда не обманываешь. Скажи, что вернешься.
И они, дети, враз повзрослевшие за этот год, приняли совсем не детское решение.
Однажды, у детей были новогодние каникулы, Саша услышала по телефону, как Лиза отказывается с компанией сверстников идти на каток.
— Ребята, вы совсем никуда не ходите, — сказала Саша. — Пока занятия шли, вы из школы сразу домой. Но теперь-то каникулы, пойдите куда-нибудь, отдохните, развлекитесь.
— Нет, мамуля, — ответила за всех старшая Саша. — Мы решили, что, пока ты из дому выйти не можешь, мы тоже никуда ходить не будем. Вот освободят тебя полностью, и пойдем все вместе, как раньше.
— Но это неправильно, — запротестовала Саша. — Вы не должны замыкаться в этих стенах. У ваших друзей бывают дни рождения, вечеринки, они ходят в кино, у них много разных интересных развлечений. Зачем же вам всего этого себя лишать? Я совершенно не обижусь…
— А вот если бы мы заболели и не могли из дому выйти, а тебе надо было идти куда-то гулять, ты бы пошла? — спросила Лиза и, не дожидаясь ответа, твердо завила: — Вот и мы никуда не пойдем.
Глава тридцать пятая
Мингажеву была необходима, как воздух необходима, встреча с Патроном. А с чем идти? Лисину из СИЗО освободили, и, хотя она под домашним арестом, язвительный Патрон не упустит случая высказаться по этому поводу. Такого случая он ни за что не упустит. Что же касается Аникеева, то он по-прежнему «в бегах». А без решения этого вопроса к Патрону и соваться нечего. Ну что поделаешь, пора зарвавшемуся бизнесмену на нары.
Не очень долго размышляя над тем, кому поручить эту деликатную миссию, Чингисхан остановил свой выбор на Германе Владимировиче Радянском. Некогда сотрудник прокуратуры, потом — блестящий адвокат, а ныне — сибаритствующий пенсионер, Радянский обладал редким даром убеждения. Издерганного своим нелегальным положением, находящегося на грани нервного срыва, подтолкнуть Аникеева к нужному решению не представило особого труда.
— Вам, дорогой Николай Архипович, вовсе не надо брать вину на себя, — убеждал Аникеева Радянский. — Ваши недобросовестные служащие, за вашей, разумеется, спиной и без вашего ведома, совершили ряд, скажем, противозаконных действий. Потрясенные их коварством, вы не прятались, вовсе нет, вы переживали нервный стресс, потрясение, от которого долгое время не могли прийти в себя.
— Целый год — ну, кто же в эту сказку поверит? — сомневался Аникеев.
— Тем и хороши сказки, что в них верят все. Тем более что опровергнуть ваше заявление невозможно. «Нигде я не прятался, а переживал стресс», — стойте на своем, и точка. А сейчас вот пришел в себя, сам, добровольно и осознанно, явился в следственные органы, готов искренне ответить на любые вопросы. Максимум, что вам грозит, —
