было…
Тодда закрыл лицо руками и вдруг разрыдался. Нейтану странно было видеть плачущим слугу — всегда такого спокойного и рассудительного. Он поднялся и неловко обнял его, решив, что Ханет, пожалуй, именно так и поступил бы в подобных обстоятельствах.
— Не плачь! Нэгга сейчас в лучшем мире… — Нейтан не знал, куда там по религии Забрага попадают слуги после смерти, а потому вопросительно посмотрел на Тилшарг и, получив утвердительный кивок, продолжил: — О нем позаботится Удра.
— А если будет на то Ее воля, она вернет Нэггу обратно, — добавила Тилшарг.
Тодда, словно испуганный ребенок, вцепился в Нейтана, пряча лицо у него на плече. Всхлипывая, он спросил что-то на своем языке и Тилшарг утвердительно прорычала что-то в ответ.
Постепенно рыдания стали затихать.
— Ну вот и все, вот и все, — Нейтан поглаживал лысую голову слуги, — хватит плакать…
— Да. Сейчас. Простите, это недопустимо, я знаю.
Тилшарг знаками показала Нейтану, что будет ждать его в столовой. Как бы ни было ей жаль Нэггу, участвовать в оплакивании гзартм-слуги она не собиралась.
* * *
— Как это случилось? — спросил Нейтан, когда они с Тилшарг сидели за ужином. Тодду он напоил успокаивающим чаем, уложил спать и даже посидел рядом, пока тот не забылся тревожным сном. Кто бы мог подумать? А ведь еще вчера Нейтану казалось, будто у слуг нет никаких других чувств, кроме желания угодить хозяевам.
— Говорят, на его теле нет никаких ран, выглядит все так, будто бы он умер от сердечного приступа, — мрачно ответила Тилшарг, ковыряя вилкой остывший мясной рулет. Аппетита у нее не было и из-за произошедшего, и за-за того, что с Миджирг они успели перекусить. — Да-да, именно так, как должна была умереть я. Мы пятьдесят лет жили рядом с Вадраг и Салилэтом, но никто даже не подозревал, какая тьма сгущается в их сердцах.
— Так бывает. — Нейтан, видя, что Тилшарг не ест, тоже отодвинул тарелку. — У нас часто происходят подобные вещи, но мы не спешим с выводами о том, кто виновен в преступлении, пока дознаватели досконально не разберутся с произошедшим. Однако, я смотрю на Тодду и удивляюсь, до чего искренне он переживает. А ведь этот Нэгга, кажется, не был ему близким другом.
— Бедный ты мой… — Тилшарг сочувственно взглянула на Нейтана. Тот собрался было спросить, почему же это он бедный, но и сам понял: Тилшарг жалеет его из-за того, что он родился и вырос в столь жестоком мире, где люди станут переживать лишь из-за убийства близких.
— Что будем делать сегодня вечером? — поинтересовался Нейтан, решив, что пора сменить тему.
— А чем бы ты хотел заняться? Тебе не надоело кататься на лодке?
— Можно и на лодке, — пожал плечами Нейтан и отправил в рот кусочек нежнейшей рыбной запеканки. Переживания переживаниями, а есть все-таки хотелось.
— Нет уж! Не хочу тебя замучить речными прогулками, а то решишь еще, что я помешалась на них! — она состроила страшную рожу и Нейтан охотно, хоть немного наигранно, рассмеялся:
— Поздно! Я уже сделал выводы!
— Тогда поедем сегодня гулять верхом? Зачем ждать до завтра?
Глава 19. Вечерницы, гугдармы и ночной лес
— Вот теперь понимаю, что выражение «чертополох тебе под юбку» — и впрямь серьезное ругательство! — Денджирг, выбравшаяся вслед за Аджарг в сад артмы Вэйлинейла через лаз в высоченной живой изгороди, пососала палец, который уколола об колючку, прицепившуюся к подолу, стряхнула мелкие листочки и сор с рукава куртки, отряхнула колени.
Аджарг широко улыбнулась и пригладила растрепавшиеся волосы.
— Идем, хватит ворчать.
В саду было славно. Нежно пахли поздние осенние вечерницы, журчал среди камней ручеек, пели в траве сверчки, лился из окон дома, окруженного деревьями, неяркий свет, превращая в затейливое золотое кружево все еще густую листву. Аджарг протащила подругу через сад к беседке из живого дерева, густо увитой виноградом. Красные при свете дня, сейчас листья казались черными и глянцево блестели.
— А как артма узнает, что мы пришли? — спросила Денджирг, оглядываясь по сторонам. Высокая изгородь скрывала соседние дома. И впрямь не очень-то разглядишь, что творится в этом саду, разве что на дерево залезть. Только кто станет лазить по деревьям по ночам?
— Как-как, вот так! — подмигнула Аджарг, поднесла руки ко рту и заухала вдруг ночным филином.
Денджирг фыркнула. Ее душил смех и в то же время она чувствовала ужасающую неловкость, от которой вспыхнули жаром уши и щеки.
«Если бы наставница и Йоджинг знали, чем я занимаюсь…» — подумала она, но отступать было поздно.
— Ну вот, а теперь давай ждать, — Аджарг плюхнулась на скамейку и Денджирг, помедлив, села напротив, примостившись на самим краешке, погладила ладонью шершавое теплое дерево.
— Здесь… приятно, — выдавила из себя она.
— Очень даже, — согласилась Аджарг. — Итак, поговорим начистоту. Почему ты идешь против Йоджинг и сама копаешься в этом деле, когда все, кажется, более чем очевидно?
— Кажется, вот именно! — Денджирг снова вскочила на ноги. — Я понимаю, все указывает на агрх-гзартму Вадраг: он некрополец, Вадраг давно стала бы чемпионкой Забрага, если бы не Тилшарг, но это… — она пощелкала пальцами, подбирая правильные слова, и протянула вперед руку, ладонью вверх. — Это будто лежит на ладони, понимаешь? А если кто-то решил воспользоваться и происхождением этого Салилэта, и тем, что его мало кто любит, да и Вадраг, как я понимаю, не отличается особенным дружелюбием… посмотри, как все ополчились против них!
— Думаешь, кто-то мог подстроить, чтобы подумали на эту неприятную многим чету? — спросила Аджарг — спокойно спросила, небрежно даже, но темные глаза смотрели очень внимательно и на губах не было привычной улыбки.
— Я… допускаю такую вероятность. Мне кажется, нельзя просто взять и сказать: «Вот он некрополец — он и виноват. И она виновата, потому что ее агрх-гзартма — некрополец». То, что говорили сегодня в «Лисьем хвосте», то, что говорят в городе… предубеждение против этой пары очень сильно, а ведь их союз благословила Мать Удра…
— Ну, в деяниях Удры нам тоже далеко не все и всегда ясно, знаешь ли. И даже Верховная шаманка не может видеть сразу прошлое, настоящее и будущее, а значит, не может понять и объяснить, для чего именно нам посылаются те или иные испытания и почему именно такие. Для Удры же мы — щенки, что научились уже держаться на лапах, но еще не набрались ума. Она за нами приглядывает, конечно, но глупости делать особо не мешает. Умные и сильные выживут, слабые и дурные — сгинут. Если Великая Мать будет делать все за своих
