Нестеров помолчал и исправился:
– Соврал. Было дело, воздействовал. На тебя – не хочу.
– Ладно, глупый разговор. Это я так. Ты же знаешь: нормальная женщина к двадцати годам полностью формируется. И потом уже не развивается. – Нина усмехнулась. – А если развивается, то от этого только вред.
– Тогда бросай учиться.
– Не брошу. А надо бы.
Они помолчали – оба, возможно, вспоминая старую психологическую истину, что лучшим способом сокрытия правды является не молчание, а разговор. Только кто какую правду скрывает, вот вопрос...
Тут Нина посмотрела в окно, увидела Вадика, направляющегося к дому Нестерова, встала и хотела выйти, но поняла, что не успеет.
– Несет его, – пробормотала она.
Нестеров тоже увидел Вадика.
– А что?
– Да не хочу, чтобы он меня тут застал. Он буквально вчера говорил, что ты сидишь тут и приманиваешь меня, чтобы я пришла. А я ему: ни за что! А сама, получается, пришла. Смешно, да? Я в той комнате побуду. Вот тоже глупость...
Нина ушла в крохотную спальню, задернула занавеску. Постучав, вошел Вадик – не дождавшись, между прочим, ответа. Вошел решительно и сразу же приступил к делу:
– Здравствуйте, поговорить не хотите?
– Смотря о чем.
– Надеюсь, вы знаете, что я к вам плохо отношусь?
– Теперь знаю. А почему?
– И это вы знаете. Во-первых, всякое психологическое воздействие на человека считаю шарлатанством. И незаконным деянием, говоря юридически. Но это ладно. Мне другое важно. Думаете, я о себе думаю? Нет, о себе я тоже думаю... Скажите честно, какие у вас намерения? Вы человек темный, вас не поймешь. Скажите сами.
– А о каких намерениях речь? В отношении чего? – спросил Нестеров, изо всех сил стараясь не улыбаться.
– Слушайте, что вы притворяетесь?! Ясно же, о чем речь! Просто, если у вас к Нине что-то серьезное, а у нее тоже, я устранюсь. Обещаю.
– Я обязан с тобой об этом говорить?
– Обязаны! Потому что она мне как сестра и даже больше!
– Хорошо.
Нина в спальне замерла. Ждала слов Нестерова.
Но тот после паузы произнес:
– Давай я тебе потом скажу.
– Когда потом? Почему потом?
– Ну, обдумаю.
– Что тут обдумывать? Или да – или нет!
– Что да? Что нет?
– Вот она тоже такая! Заморочили себе голову своей психологией! Ладно. Я понял теперь, что честно вы действовать не собираетесь. То есть что человек вы непорядочный. Значит, имею полное право вам вредить!
– Каким образом?
– А это уж мое дело!
Заявив это, Вадик удалился.
Нестеров заглянул в спальню, увидел открытое окно. Нина исчезла.
Сварливо (по отношению к себе) Нестеров подумал: да уж, психология...
7
Да уж, психология штука тонкая: если человек на что настроится, его с этого настроя трудно сбить. Он и сам себя сбить не может. У Ваучера после того, как он посетил племянника, настрой был деятельный и саркастичный.
По дороге от автобусной остановки к дому он встретил Акупацию, которая поздоровалась с ним обычным порядком:
– Здоров, Ваучер!
– Надо же! – закричал Ваучер. – А я уж начал думать, что я вообще неизвестная личность! Получается, ты меня знаешь?
– Само собой.
– А откуда ты меня знаешь?
– Спросил! Да все тебя знают!
– Да? Интересно, откуда? Меня ведь здесь нет!
Прокричав это, он пошел дальше, оставив Акупацию стоять в большом удивлении.
Дома вырвал из тетради листок и долго что-то сочинял.
Сочинил, пошел по селу. Свернул в магазин. Там ничего не стал покупать, а дал Шуре листок на подпись.
Она прочла: «Свидетельство. Настоящим документом подтверждаем проживание в селе Анисовка гражданина данного села Трошина Бориса Петровича».
– Это что за ерунда, дядь Борь?
– Не ерунда, а документ! – нервно уточнил Ваучер.
– Нет, но смешно же. Такие документы администрация должна выдавать.
– Должна, а не хочет. Наоборот, требует, чтобы народ подтвердил. Я им в нос суну – и пусть умоются! Ты подписывай давай.
– Да легко!
Шура взяла ручку и хотела подписать, но вдруг задумалась. И спросила:
– А почему я первая?
– Какая разница? Шел мимо магазина, вот к тебе первой и зашел.
– Нет, но есть же люди, которые тебя лучше знают, с них начать надо.
– А ты меня не знаешь?
– Знаю... Нет, но мало знаю, если вспомнить. Тебя сроду не было, потом вроде приехал, потом опять уехал. Получается, жил непостоянно. А тут этого не написано.
– Как это не написано?
Шура ткнула в листок:
– Вот – «подтверждаем проживание». Экстрасенс у нас поджился тоже временно, но это ничего не значит. К сожалению.
– Ты смотри внимательно! Проживание в селе Анисовка гражданина данного села! Есть разница? Ну, как гражданин России или там Америки. Он гражданин, а проживать может наездами. Может, он дипломат. Или рыбак дальнего плавания. Ты подтверди факт, что я местный, больше ничего не требуется!
Шура колебалась всё больше:
– Да еще название документа: свидетельство. Как в суде. А я судов боюсь со страшной силой. Сам понимаешь, с товарами имею дело, с деньгами.
– При чем тут твои товары, при чем деньги? – поражался Ваучер человеческой глупости.
– А при том. Мне Клавдия, она человек опытный, говорила: Шура, будь внимательна – любая подпись человека может стать причиной уголовного дела! Вызовут меня, начнут копать по всем статьям. А на мне, между прочим, две тысячи недостачи висит, сама не знаю, откуда взялись.
– Ты не путай кислое с пресным, Шура! При чем тут моя бумага?
Но Шура уже приняла решение и отложила ручку:
– А при том! Спросят: а почему Курина первая подписала? Может, он ей взятку дал! И начнут копать. Им только повод найти!
Ваучер сообразил, что, как ни странно, в словах женщины есть логика.
– Хорошо. Если кто-то уже тут будет, ты подпишешь?
– Если кто-то будет, пожалуйста.
– Смотри, от своих слов не отказывайся!
Выйдя из магазина, Ваучер постоял, подумал: кому доверить право первой подписи? И решил: конечно же, Синицыной!
8
Конечно же, Синицыной, уж кто-кто, а она к нему относится хорошо и даже лучше, чем хорошо. Лично относится.
