Наши колени были так близко. С мокрой одежды капал дождь.
– Со мной ничего не случится. – Моей твердости мог позавидовать Рейский Пик. – Ничего, слышишь? Надо снять одежду, она совсем мокрая.
Я потянула с плеч Августа куртку, и он обхватил мою ладонь.
– Кассандра, не надо…
– Хватит сопротивляться! – Я снова дернула его куртку и удивленно посмотрела на свои пальцы. Влажные. И… красные.
– Черт. Ты ранен!
– Все в порядке, это всего лишь царапина…
– Для святоши ты слишком часто врешь, – рассвирепела я. Торопливо сдернула с него куртку, расстегнула пуговицы рубашки, раскрыла, несмотря на попытки Августа воспротивиться. Отвела его ладонь, испачканную в крови.
– Видишь, царапина, – пробормотал он.
Я внимательно осмотрела порез. Неглубокий, к счастью.
– Надо поискать аптечку и воду. Может, здесь завалялся какой-нибудь антисептик…
Окровавленные пальцы переплелись с моими, тоже испачканными. Вторая рука легла на мой затылок.
– Постой, – тихо произнес Август, поднимая голову.
Глава 23. Со вкусом дождя и дыма
…Яма скверны рядом, и я слышу голоса. Мужские, женские, детские. Тех, кого десятки лет назад заперли в доме и сожгли живьем. Их призрачные крики то разделяются, то сливаются в один сплошной гул, разрывающий мою голову. Из-за этого шума я почти не ощущаю боли от порезанного бока. И от видео, каждый кадр которого горит в сознании. Яма гудит, как растревоженный улей, мне кажется, что звук нарастает, делаясь невыносимым. Из-за него я не могу сосредоточиться. Не могу мыслить. Не могу даже внятно отвечать на вопросы Кассандры. Она злится, рассматривая царапину на боку.
Нужно собраться. Решить, что делать дальше. Подумать…
Если с ней что-то случится… Если с ней хоть что-то случится…
Гул ямы и агонию видео отодвигает одна картина: за спиной Кассандры безопасник с ножом, лезвие касается нежной шеи… Она справилась, выскользнула из плена чужих рук, ударила, спаслась…но картина все стоит и стоит перед глазами. Слишком хрупкая жизнь… слишком легко оборвать.
Как она сказала? Мы слишком слабы, чтобы победить.
Если бы нож коснулся ее шеи? Если бы…
Я помню ярость, которую испытал в тот миг. Помню свои желания. Мне хотелось убить. Не просто вырубить безопасников, как я это сделал, а уничтожить их. Стереть навсегда, чтобы никто не мог причинить Кассандре вред.
Жуткая жажда убийства была мне знакома. Я уже испытывал ее. В каменном подземелье, когда смотрел на огонь приближающегося фонаря. Я помню этот вкус, это желание. Оно горькое как сигаретный дым, но вызывает привыкание…
И сегодня я тоже желал убить тех, кто угрожал Кассандре. Кто направил на нее оружие.
Сдержался…
Прохладные тонкие ладони ложатся на мои ребра.
И гул ямы скверны становится тише. Злость становится меньше. Кассандра трогает пальцами рану, пачкается в моей крови. И гул затихает. В голове становится так тихо, что облегчение сродни эйфории.
А потом я понимаю, что Кассандра сидит на моих коленях. Что моя рубашка расстёгнута. Что ее пальцы скользят по моей коже, а растрепавшиеся серебряные волосы касаются лица. Наши Маски снова слетели…
Она что-то говорит. Надо найти аптечку.
Я кладу ладонь поверх ее руки, не давая уйти.
***
– Сможешь расщепить пространство?
Август покачал головой.
– Не выходит. Слишком мало сил. И слишком близко яма скверны.
Я осторожно провела кончиками пальцев по его лицу.
– Ничего. У нас есть время. Мы что-нибудь придумаем. Может, здесь найдется хотя бы бинт…
Попыталась встать, но Август удержал.
– Не уходи.
– Просишь остаться? – Я подняла брови, рассматривая его бледное лицо. На нем все еще было слишком мало красок, и меня это беспокоило. – Я сижу на твоих коленях.
– Думаешь, я не заметил? – Он тоже поднял брови.
– Думаю, ты мог бы.
– Ты думаешь обо мне слишком хорошо. – Он откинул голову на спинку кресла, и я, не удержавшись, провела кончиками пальцев по его лицу. Очертила брови, линию носа, потом – губ.
– Почему?
– Потому что каждое твое приближение, каждый шаг ко мне заставляют меня дышать через раз, – сказал Август, и я ощутила, как на миг прервалось мое собственное дыхание. Он смотрел на меня, не моргая и не двигаясь, и еще никогда мы не были настолько близки. Я провела пальцем по его шее и ощутила лихорадочный ток крови в тонкой голубой вене. Не прерывая зрительного контакта, дошла пальцами до горизонтальной строки на его плече.
– Что здесь написано?
– Удовольствие – колыбель греха, а грех – орудие смерти, – после заминки сказал Август, неотрывно глядя на меня.
Я медленно провела ногтем по черным строкам епитимьи, надавливая и словно желая зачеркнуть фразу. Мужские бедра подо мной стали каменными от напряжения.
– Ты в это веришь?
– Да.
– Но хочешь, чтобы я осталась на твоих коленях?
– Да.
Я наклонила голову чуть ниже.
– Почему?
– Потому что ты важнее, чем слова из Писания. – Он все еще не двигался, только пульс частил под моими пальцами. – Поцелуешь меня, Кассандра?
Такие простые слова… И так много значат.
– Нет. – Я увидела, как он вздрогнул. – На этот раз ты поцелуешь меня.
Он наконец моргнул. Медленно, невыносимо медленно притянул к себе. Не закрывая глаз. И поцеловал. Наши губы пахли дождем и дымом.
Первое прикосновение – самое сладкое. Самое невесомое. Еще не поцелуй – а лишь обещание. Лишь предвкушение и соблазн…
Август соединил наши губы и замер на миг. Его губы оказались чуть шершавыми, обветренными. Мелькнула мысль, что на этом он остановится, но мой супруг коснулся языком, углубляя поцелуй.
Я не выдержала и обвила его руками, словно снова тонула, а он был единственной опорой. Моим единственным якорем. Невыносимое и сладкое притяжение сводило нас с ума. Мы слишком сильно желали этого поцелуя. Мы слишком долго пытались его избежать. Первое осторожное прикосновение сгорело в пламени желания. Второе прикосновение – сильнее и ярче. Третье уничтожает разум и кидает друг к другу. Я хотела всего лишь коснуться его губ, но забыла об этом напрочь… И даже не поняла, что стягиваю с Августа куртку, а потом и рубашку, а он развязывает завязки моего экрау. Халат с пионами и футболка полетели на пол, и Август втянул воздух, на миг отстранившись.
– Бог мой… это невыносимо…. – Он коснулся губами моей шеи. Потом груди – над черным кружевом. А потом и самого кружева. Да, я все-таки не удержалась и надела подарок Марты, решив, что его все равно никто не увидит. Кто же знал, что случится иначе?
Мы избавлялись от одежды с