совсем удобно – например, когда хотелось подольше поспать, а на время работы в Академии было и не нужно. Женевьев обедала либо в магистерской столовой, либо в любимой ранховой Хэвенсграда.
– Выглядит так, будто ты занимался этим всю жизнь, – произнесла она.
– У меня шестеро младших, – хмыкнул тот. – Матери нужен был помощник, а отец очень много работал.
Спустя десять минут Лорхорн уже отодвинул для нее стул. Дымился ароматный ранх, а красота, которую он устроил на тарелках, выглядела так аппетитно, что у Женевьев потекли слюнки. И хорошо бы только на еду… Пока Ярд готовил, он засучил рукава, и она не могла отвести взгляда от его крепких рук, увитых красивыми венами. Это была настолько притягательная картина, что ей приходилось постоянно себя одергивать.
К счастью, за завтраком можно было переключиться на приятную беседу и на еду. Хотя бы потому, что для нее это тоже было необычно: Женевьев привыкла завтракать либо с родными, либо одна.
– Шестеро братьев и сестер? – Она решила вернуться к нейтральной теме семьи. Чуть приглушила звучание музыкального артефакта, чтобы музыка шла фоном и не мешала. – Так вот почему ты так легко взялся за работу волонтера.
Он хмыкнул, глянув на нее поверх чашки, и Женевьев чуть не поперхнулась: таким многозначительным был этот взгляд.
– Братьев, – сказал Ярд. – Все мальчики.
– Все?! С ума сойти!
– Да, иногда бывает весело.
– Иногда? – Она приподняла бровь. – У меня один младший брат, и с ним очень часто бывало весело. Няне.
Женевьев прикусила язык, понимая, что вряд ли у родителей Ярда была возможность пригласить няню, но он этого даже не заметил.
– На самом деле я привык. Если не обращать внимание на то, что кто-то постоянно пытается откуда-то упасть, куда-то залезть, что-то разрисовать, что-то запихнуть в нос, в рот или в ухо, то это даже уютно. Большая семья – это уютно. Особенно когда все спят, и никто опять не подрался в школе.
Женевьев улыбнулась. Снова. Кажется, пора уже привыкать к тому, что рядом с ним она будет постоянно улыбаться.
– Ты удивительный, – сказала она.
– Нет. Удивительная ты, – он накрыл ее руку ладонью, когда Женевьев потянулась за печеньем. Переплел их пальцы. Прикосновение обожгло, растеклось от ладони в предплечье, забилось в сердце ускорившейся пульсацией, томительным жаром окатило низ живота.
Она попыталась отнять руку, но он не отпустил. Напротив, поднялся, выдергивая ее из-за стола и прижимая к себе. Надо было сопротивляться, но Женевьев не могла и не хотела. Поэтому позволила увлечь себя в поцелуй, поэтому снова обнаружила себя на столе, под жалобный звяк блюдца, которое неучтиво сдвинули в компанию к остальной посуде. С разведенными бедрами, между которыми стоял он.
– Мы не должны… – начала было она, но Ярд приложил палец к ее губам.
– Все, что мы кому-то должны – это себе. Быть счастливыми, – произнес он, а потом подхватил ягоду из вазочки, поднес к ее губам. – Ты прекрасна, Женевьев Анадоррская.
От того, как это было сказано, по телу вновь прокатилась жаркая волна. А от прикосновения прохладной ягоды к губам она вздрогнула. За миг до того, как ее накрыло бы окончательно, по дому разнеслось мелодичное звучание дверного артефакта. Достаточно громкое, чтобы вытряхнуть ее из плена его рук и разрушить очарование момента.
– Ты кого-то ждешь? – спросил Лорхорн.
– Нет. Никого. Подожди, – Женевьев спрыгнула со стола, снова чувствуя себя неловко.
Быстро направилась к двери, распахнула ее. Кого она меньше всего ожидала там увидеть – так это отца. Он смотрел на нее раздраженно и хмуро, а после и вовсе изменился в лице. Не надо было обладать способностями к предвидению, чтобы понять: Ярд вышел за ней.
– Замечательно, – процедил отец, будто выплюнул. – Счастлив, что ты здесь развлекаешься в свое удовольствие.
Его слова хлестнули, как пощечина, но Женевьев больше не собиралась позволять так говорить с собой. Никому. Даже отцу.
– Это моя жизнь, – скупо ответила она, спокойно встретив его взгляд и не приглашая войти. – Ты что-то хотел?
– Пусть этот мальчишка уйдет.
– Только мне решать, когда он уйдет! – разозлилась Женевьев. – Если у тебя что-то срочное, говори. Нет – уходи.
На лице отца заиграли желваки, но их мгновенно накрыло Cubrire Silencial, отрезавшим продолжение разговора от Ярда.
– На Алой площади произошло столкновение сторонников Фергана среди народа и тех, кто считает нас более выгодной династией для правления. Это наш шанс, Женевьев, и сейчас ты как никогда должна быть безупречны. Войска – многие военные, в том числе командующие, готовы принять нашу сторону, после случившегося в гарнизоне…
Отец продолжал говорить, но у нее перед глазами все плыло. Она слишком хорошо понимала, что это значит для Даррании. И для нее.
Люциан Драгон
Раньше выходные проходили зажигательно-весело. Когда-то они все собирались у Даса, либо у Нэвса с Милли, либо у Аникатии, и всем было невероятно весело. Сейчас от их компании остались шипы и хвосты, то, что казалось важным когда-то, им быть перестало. С ним по-прежнему хотела общаться вся Академия: при желании Люциан мог найти себе компанию на любой вкус, забить дни общением с разными драконами и драконессами, а ночи – этими же драконессами, но ему не хотелось.
Проблема заключалась в том, что он уже сам не понимал, чего хочет. Последний выпад Лены добил окончательно. Ему казалось… да нет, не казалось, что Лена все еще тянется к нему, что она не выкинула его из жизни окончательно, но, судя по всему, именно так все и было. Она не просто выкинула его из своих мыслей и желаний, она уже в мыслях была замужем за Валентайном, потому что он видел их и ту девочку из приюта. Проследить за ней после их разговора было не самой лучшей идеей. Равно как и считать портальный след Альгора (благо, натренировались они этому отменно).
Пожалуй, именно эта девочка и стала последней каплей.
Миленькая такая семья у них получится. А со временем еще и свои дети будут. При мысли об этом хотелось совершать глупости: например, разгромить не только свою комнату, но и весь отцовский дворец, а после пойти и дать Альгору в морду, при ней, сказав ту самую правду. Разрушит ли это их отношения? Вполне вероятно. Сделает ли это его счастливым? Вряд ли.
Поэтому Люциан продолжал сидеть и смотреть на бутылку дорнар-оррхар, к которой так и не притронулся. Лед в бокале давно уже растаял, смешавшись с алкоголем, так что содержимое бокала теперь только выливать.
Прошлой и этой ночью он почти не спал. Банально потому,
