мы не уйдём вместе? — Теренея морщилась, по щекам уже бежали слезы, а глаза вдруг стали такими чистыми… как у Алкионы… как бы он хотел пойти вместе с ней. Как бы хотел сделать так, чтоб ей не приходилось плакать… но он уже сделал всё, что мог.
— Слушай… — сказал Аластор вместо этого, затем с трудом оторвал руку от земли и влез в бескрайнюю глубину кармана. Каждое движение давалось с таким трудом, но он всё же сумел отыскать её компас, протянул Теренее. — Я же обещал, что отдам его в конце пути. Думаю, самое время… бери. — Он протянул ей металлический корпус.
Она замялась, с азартом осмотрела компас, но так и не притронулась к нему.
— Нет. Пусть уж он останется у тебя, — заявила Теренея.
— Зачем он мне теперь?
— А вдруг пригодится? Ты ведь теперь попадёшь на Асфоделевы поля. Без компаса ты потеряешься там.
— Тера…
— Я его не возьму ни за что, — заявила она. — Он твой.
«Никогда не теряйся», — гласила надпись. Как бы он хотел, чтобы это было правдой.
Тень алчно шипела где-то позади.
— Я уже сказал, что никуда не уйду! Просто дай нам всего минуту, чтобы попрощаться! — разозлился он. Однако тень и не думала умолкать, она была голодной, и она хотела своей добычи. — Значит, пока? — спросил он у девочки, понимая, что больше не может сохранять при ней спокойное выражение лица.
— Пока, — ответила она, обнимая его. — Пока — это ведь не навсегда? Мы ведь ещё увидимся?
— Да, конечно, — соврал он, не смея сказать ей правды.
— Ну, тогда пока, — согласилась, наконец, Тера, обнимая его в последний раз лишь затем, чтобы отпустить.
Она, наконец, ушла, пошла к Асфоделю, но Аластор уже не мог их видеть, не мог оглянуться и посмотреть ей вслед.
— Подожди… подожди хотя бы до тех пор, пока они уйдут… — прошептал он в ответ на недовольное посвистывание тени.
Он выждал ещё несколько минут до тех пор, пока шаги детей не смолкли в сени нависших теней. Аластор с трудом нашёл в себе сил подняться с земли, он слышал, как стрекотал от нетерпения серый монстр, готовясь проглотить его целиком, не оставив ни следа, ни малейшего упоминания о нём. Он поднялся. Он выпрямился в полный рост, повернувшись лицом к хищной тени, которая только и ждала своего часа.
Он видел, как она видоизменяется, как ворочается в нетерпении, желая побыстрее поглотить свою безвольную жертву. Аластор вскоре понял, что слышит уже не шипение, а тихое утробное рычание. Внезапно из мрака на него посмотрели огромные, налитые кровью глаза хтонического монстра, сначала лишь одна пара, потом рядом с ней — ещё две. Тяжёлые лапы с железными когтями в нетерпении взрыли землю, и шум от хриплого дыхания становился всё оглушительней. Тень оказалась огромным трёхголовым псом, из пасти которого клоками падала пена. Длинные языки свисали из пастей, морды исказились из-за рычания. Тут одна из голов угрожающе ощерилась и издала громогласный чудовищный лай. Аластор стоял неподвижно, забыв о всякой боли, забыв о давлении, что оказывали на него посторонние призраки. Глупо было бояться чудовищ в мире, где зло несут люди. И тем более глупо теперь пытаться избежать своей судьбы. Он был Цербером. Он убивал стольких… неужели его можно было испугать отражением в зеркале?
Последнее, о чём он подумал, была Вестания, он нарушил клятву, но выполнил обещание. Хорошо или плохо он поступил? Решать уже было некогда, потому что трёхглавый монстр в эту секунду бросился на него, распахнув чудовищные пасти.
Вестания впивалась в катушку пальцами. Нить натянулась уже до предела, её сдерживал единственный узелок. Ещё до того, как игрушка Асфоделя перекатилась за стену тумана и одна из собак принялась с ней играть, Вестания несколько раз пыталась войти в лес, но Серый упорно не пускал её внутрь. Каким-то образом он сумел обхватить её руки за спиной и держал мёртвой хваткой, пресекая всякие попытки войти в лес.
Пусти! — кричала она ему мыслями, но он молчал, удерживая её на границе с лесом. В конце концов, ей пришлось оставить всякие попытки и просто ждать. Ожидание давалось особенно мучительно. Вестания не переставала думать, что теперь ей предстоит путешествовать одной. Куда она вообще пойдёт без Теренеи и без Аластора? Больше всего на свете она хотела, чтобы он пришёл. Тогда она сможет обнять его, поцеловать снова и уже не важно, что на это скажет Тера…
Хотя нет. Теперь она будет вести себя, как настоящая сестра. Она обнимет Теренею, скажет, что любит её… да, к чёрту! Она и Асфоделю была готова признаться в чем угодно, лишь бы они все вернулись оттуда невредимые.
И тут она почувствовала, как леска заходила ходуном. Асфодель, какая умница! — обрадовалась она, удерживая катушку в руках так крепко, будто это был спасательный трос. — Нить Ариадны, теперь вы все выберетесь оттуда живые…. После нескольких часов ожидания, показавшихся ей самым длинным временным отрезком в жизни, она, наконец, поняла, что кто-то сейчас выйдет из леса. Не кто-то, а все они. Все трое, — заверила она себя.
И тут порог леса перешагнула её сестра.
— Тера! — закричала она и бросилась к ней, обняла её, прижала так крепко, как, должно быть, не обнимала никогда в жизни. Её даже не смутило заплаканное и измученное лицо сестры. Кто знает, через что им пришлось пройти в лесу? Главное — она была жива, и теперь они все были вместе, но вдруг… почему Теренея плакала?
— Асфо, он… он просто исчез, остался там, в лесу. Веста, я пыталась его увести, но он…
— Тера… — произнесла она сама сквозь слёзы. — Тера, где Аластор?
И тут вся её радость рухнула в бездну. Она ещё раз обняла сестру, обняла очень крепко, потому что больше никогда не хотела её терять. Она заплакала, прижавшись к её плечу, она почувствовала, как заплакала Теренея. И тут взгляд Вестании спустился ниже. Её сестра держала в руке трость. Скорбное свидетельство конца их пути. Потому что вдвоём они далеко не уйдут. И потому что без него она больше не представляла своего пути.
Глава XV. Харон
543–551 дни после конца отсчёта.
Все последующие дни Ника летела над городами Ойкумены и не узнавала их. Там, где раньше теплилась жизнь — даже на суровом севере, уже после конца отсчёта, теперь была лишь бескрайняя Белизна. Зима быстро отбирала своё, заполняла собой всё освободившееся пространство. Чем дальше летела Ника, тем страшнее и тревожнее становились пейзажи. Она видела
