— Вот зачем вы вчера сюда приезжали! — всхлипывала она. — Вы как уехали, он прямо как в воду опущенный стал. А как увидел вас в окно, даже застонал. И мне потом сказал, ночью, когда Леночка уснула, все, мать, теперь с меня живого не слезут, что те, что другие. Береги Леночку, если что со мной случится. Ну а если до утра не тронут, может, выкарабкаюсь из этой передряги… Утром встал, чаю попил, есть ничего не стал. Только в окно посмотрел, прежде чем уйти… Он же к вам собирался идти. Так и сказал.
— Поймите, Таисья Пахомовна, — сказал Померанцев, — у него оставался один выход: пойти против тех, кто вынудил его говорить неправду и скрывать правду, чтобы не стать тем, кого он должен разоблачать и арестовывать, понимаете?
— Вы только не подумайте, он вас не осуждал, он злился на вас, но все понимал и мне говорил… — Она махнула рукой. — Ой, что это я говорю о нем, как о покойнике!
Она негромко заплакала.
— Мама! — позвала из другой комнаты дочка. — А где папа? Он ушел? Ты мне будешь делать укол?
Мать встала и, быстро вытерев, вернее, смахнув слезы, вышла из комнаты. Он сидел неподвижно, слушая неразборчивые звуки, доносившиеся из-за стены. А когда она вернулась, он поднялся из-за стола, собираясь уйти. Но потом остановился в дверях.
— Извините, если помешал, но есть еще один вопрос… Скажите, он ведь с вами всем делился, верно? Он мог вам сказать, кто заставил его…
— Я вам ничего не скажу! — зло сказала она. — Откуда я знаю, может, я с вами сейчас говорю, а они в это время нас слушают! У них знаете какая теперь аппаратура? Мне Сережа рассказывал. У вас в Москве такой никогда не будет! У них всегда будет лучше вашей, понимаете? И они уже наверняка знают, о чем мы с вами говорили и про что вы меня спрашивали!
Похоже, у нее начиналась истерика. За стеной снова заплакала дочка. И Таисья Пахомовна, услышав ее, уже кричала во весь голос:
— А может, они нас на видео сейчас снимают? Нам здесь с ними оставаться! А если они Сережу убили, кто нам инсулин купит, на какие шиши, вы подумали?
— Успокойтесь, — сказал он, когда она, обессилев, села. — Возможно, они взяли его в заложники, — предположил Померанцев. И сам сел на ближайший табурет.
— Да что вы такое говорите! — всхлипнула она. — Умный человек… Они взяли бы Леночку, чтоб заставить его делать, что прикажут! Правильно? Вы думаете, почему он пошел у них на поводу? Они ведь знают, что у нее диабет, и уже грозили! И потому его заставили.
Померанцев слушал закусив губу, мрачно глядя в сторону. Чем он мог ей помочь? Но помочь надо. Обязательно. Только надо все как следует продумать.
— Давайте мы с вами так договоримся, — твердо сказал он. — Только спокойно. Я все прекрасно понимаю… Я сейчас же отвезу вас в аэропорт и закажу по нашей брони для вас и для вашей девочки два билета на вечерний рейс до Москвы. Дам вам свой домашний адрес, и вы остановитесь у меня дома, там у меня вы будете в полной безопасности, понимаете? Я из аэропорта позвоню жене. И поживете у нас какое-то время, пока…
— Что — пока? — спросила она. — Вы хоть понимаете, что мне предложили? Нет, спасибо, конечно, вам большое за заботу… Но что будет дальше? Нам сюда уже нельзя будет возвращаться, понимаете?
— Я ничего не могу гарантировать, — сказал Померанцев. — Я не Бог. Одно могу сказать: вы будете жить у меня дома сколько захотите. Или пока не устроитесь со своей дочкой в безопасном месте. Для нас, Генпрокуратуры, вы очень важный свидетель. И только в этом ваша защита. Здесь вы беззащитны и под подозрением. А если нас подслушивают, тем более
— Я все, что знаю, только со слов мужа…
— Но зато вы сможете указать нам на какие-то реальные версии и персоналии, что существенно сократит время розыска. А время — очень важный фактор в нашем деле…
Уже через полчаса, заказав в городской прокуратуре машину, Померанцев ехал вместе с Таисьей Осоки-ной и ее дочерью в сторону аэропорта.
9Игорь смотрел телевизор в комнате Михаила Клейменова, племянника действующего губернатора Власова. Сам Клейменов, сутулый, рыжеватый, выглядевший гораздо старше своих тридцати восьми лет, курил в форточку.
— Петр Ефимович, — спросил Игорь, — а почему вы не смотрите?
— А что мне на них смотреть? — сказал он. — Почки отбили, все отняли, сделали инвалидом, теперь эти подонки сидят перед телекамерами и на весь край рассказывают, как они собираются бороться с организованной преступностью.
— Извините, но как получилось, что ваш дядя, будем говорить прямо, сдал вас? — спросил Игорь после небольшой паузы._-
— Его-то они не били, — усмехнулся Клейменов. — Чистые бланки, как мне, под нос не совали. Наоборот, ублажали, как могли. Сабурова назвали бизнесменом года, хотя по опросам я шел в лидерах, а как это получилось, не знаю до сих пор. Словом, в день награждения Сабуров, он же Саба, пригласил на банкет всю верхушку края… И там дядя вручил ему свидетельство и грамоту… Пришлось ему идти на этот банкет… Саба, рассказывали, там все удивлялся и расспрашивал его: а где ваш племянник? почему не вижу? Вот кого, говорил, я бы назвал бизнесменом года! А я в это время у него в подвале лежал связанный. С включенным утюгом на животе. Причем регулятор поставили на хлопок. И чистые бланки мне подсовывали на подпись.
— Кто вам рассказывал про банкет? Могу я их видеть? — спросил Игорь.
— Те самые дядины сослуживцы, что потом Треневой документы передали. Теперь-то они слова не скажут, даже не пытайтесь… Где Тренева, где эти документы? Словом, Сабуров под утро после банкета уговорил дядю поехать к нему в сауну. А через неделю дядя уговорил меня забрать свой иск из суда. Ничего, сказал, уже не изменишь, и я, как губернатор, ничем не смогу помочь. И еще я решил не выставлять свою кандидатуру на второй срок… Не спрашивай, говорит, что и почему. Так уж вышло.
— Я разное слышал о вашем дяде, в том числе как о вполне порядочном человеке, — сказал Игорь. — Замечательном семьянине. Что же такое необыкновенное с ним случилось, не можете сказать?
— В том то и дело, что замечательный семьянин… — махнул рукой Клйменов и закурил новую сигарету. — Был бы он гуляка или развратник… Короче, он мне потом рассказал, и то под большим секретом, поскольку я сам пострадал…
Его голос дрогнул, он махнул рукой и отвернулся.
— И что он вам рассказал? — спросил после паузы Игорь, покосившись на диктофон — не дай Бог в самый последний момент сядут батарейки.
— Сам, говорит, не пойму. Пьян вроде не был, а пьет он мало, это точно… Словом, пришел в себя, смотрит: остался там один в этой сауне рядом с бассейном. Где остальные? И вдруг дверь открывается, и голые молодые девки, лет от шестнадцати, вваливаются и сталкивают его в бассейн. Виснут на нем, лижут, принимают позы… Дядя говорит, будто стал возмущаться, вырываться, но потом снова будто что-то на него нашло. Стало ему даже все это нравиться. Говорят, наркотик такой есть, незаметно вколют, и кайф, и на старуху полезешь… Саба потом сам объявился и предложил в комнате отдыха посмотреть кассету с записью этой сцены. Дядя отказался. Саба тогда говорит: хочешь спокойно доработать и уйти с почетом? Сиди и не рыпайся. Я тебе на смену приду. Как лучший бизнесмен края, который сможет восстановить нашу экономику. А ты откажешься от своего выдвижения в мою пользу. А если, говорит, слово скажешь против меня, сразу все это всплывет на центральном телевидении. Потом отмывайся сам, если сможешь… Там же все видно, кто, и кого, и каким способом.
