серьезным видом, ничего толком мне не объясняя. Надо ли говорить, что на меня это только еще больше нагоняло жути?
На мой вопрос, не пробовал ли он связаться с Богданом, ответил только, что занимается этим вопросом. Все, дальше думай сама, Юля. Лезть с расспросами я не решалась. Родитель и без моей дотошности изрядно нервничал.
В начале десятого, когда все сумки были собраны, папа присел рядом со мной на краешек кровати и оглядел полупустую комнату. Без моих вещей спальня в светло-кремовых тонах выглядела скучно и блекло. Картинка откровенно больно била в сердце. Полтора счастливых года пролетели, как один день. Не думала я, что так быстро расстанусь с этим местом.
— Я буду скучать по этому общежитию, — призналась я.
— Человек любопытное существо, — улыбнулся папа, — быстро ко всему привыкает.
— Спасибо, па. Я бы без тебя сломалась совсем…
— Глупости. Ты у меня сильная, принцесса.
Упирая локти в колени, родитель потирая ладонями лицо, говоря тихо:
— Билеты на самолет я купил, рейс через полтора часа. Вещи доставят транспортной компанией, я обо всем договорился.
— Хорошо. А…
— От Богдана пока никаких новостей. Я делаю все, что в моих силах, Юль.
— Он не мог меня бросить вот так… — шепчу одними губами.
— Не мог, — соглашается па, кивая.
Я подползаю ближе к родителю, обнимая за талию. Прижимаюсь, укладывая голову на плечо. Рядом с папой так спокойно. С ним, как за каменной стеной. Даже дышится по-другому. Я знаю, что мама тоже всегда чувствовала себя так же. А еще знаю, что ей бы не понравилось то, что меня выкинули из балета. Пятнадцать лет стремлений и надежд, разбившихся о пару фотографий. Ужасно.
— Юля, ты точно не хочешь побороться за это место в Академии? — словно прочитав мои мысли, спрашивает па. — Я подключу свои связи, лично поговорю с этой вашей ректорессой. Да и Титов, когда объявится, вряд ли останется в стороне. Этот клуб, эти танцы… — замолкает, — хреново, но не смертельно, — я уже сбилась со счета, в который раз он у меня это спрашивает.
Так же, как и не помню, в который раз, отвечаю:
— Я не хочу туда возвращаться. Она унизила меня. Я для нее просто «одна из многих». Я-то знаю, что это не так! Это больно, па.
— Юлька, — вздыхает, притягивает к себе за плечи, — маленький мой цыпленок, — чмокает в макушку. — Мы справимся. И с этим справимся.
— Ты не злишься?
— За что?
— За клуб. Мы с Богданом не рассказали, потому что не хотели тебя беспокоить. Я тогда очень сильно сглупила и понимаю, что нынешнее состояние — это отчасти моя вина. Нельзя было соглашаться на ту авантюру. Но я правда не знала…
— Сейчас я сильно злюсь только на одного человека. На ту, которая посмела втянуть тебя в свои разборки с Титовым. На него, кстати говоря, я тоже злюсь. Ах, да, еще и твоей подружке влетит, при встрече. Но об этом мы поговорим потом.
— Ника не хотела ничего плохого, па! Да и Богдан, он здесь совершенно не при чем!
— Еще как при чем! Мало того, что он не смог как следует заткнуть свою бывшую бабу, Юля, так он еще и тебя защитить не смог от ее нападок. Его нос заслужил еще одну встречу с моим кулаком.
— Не вздумай…
— Так, давай, — перебивает, поднимаясь с кровати, — встаем, одеваемся, пора выдвигаться в аэропорт. Такси будет через пять минут.
— Обещай, что не будешь бить Титова! — подскакиваю я следом, хватаясь за куртку.
Телефон в папиной руке начинает дребезжать.
Степан Аркадьевич Данилов мажет взглядом по экрану, я вижу, что номер незнакомый. Кивает мне, говоря:
— Собирайся, — и отвечает на вызов. — Слушаю?
Пока я застегиваю пуховик и разбираюсь с ботинками, папа внимательно слушает собеседника. Громкость динамиков на минимуме, поэтому все, что мне удается понять, это то, что звонит ему мужчина. Когда я уже готова и накидываю на плечо рюкзак, вставая в пороге, па кидает в трубку:
— Понял. Держи меня в курсе, — и появляется в небольшом коридорчике.
Выражение его лица сложно описать словами. Растерянность, непонимание и… это что, страх? Тревога? Неуверенность?
— Что случилось? Кто звонил? С Богданом что-то?!
— Юлька, ты только сразу не накручивай себя и не паникуй…
— Па!
— Его машину нашли в трехстах километрах от города. В противоположном направлении от аэропорта. Титова там нет, а его Ауди полностью сгорела…
Глава 38
Юля
В Москву мы прилетаем в двенадцатом часу ночи. Только шасси касаются взлетно-посадочной полосы, я снимаю с телефона режим «в полете» и делаю сотый за эти часы дозвон Титову. Ответа нет.
Сжимаю ладони в кулаки, сдерживая крик бессилия. Папа накрывает своей рукой мою в молчаливой поддержке. Ему тоже непросто. Он тоже переживает. Я знаю. Мы справимся…
Голова тяжелая от мыслей, но сна ни в одном глазу. Даже при всем моем желании в подобном состоянии я не смогла бы уснуть. Я честно верила, что отчисление — самое страшное, что могло со мной приключиться. Я ошиблась.
Бесследное исчезновение Дана — вот от чего сердце не на месте. Свет клином на Питерской Академии не сошелся. А вот неизвестность пугает. Где он, что с ним, жив ли он? Рой вопросов, и ни на один у меня нет внятного ответа ни от папы, ни от его знакомого следователя, ребята которого и обнаружили машину Титова на загородной трассе. Рабочая версия — угон. Только почему хозяин авто не заявил об этом? Навевает самые безумные и отчаянные версии, не предвещающие ничего хорошего.
Из аэропорта мы сразу же мчим в сторону дома. Папа высаживает меня, задвинув напутственную речь о еде и сне. Просит не делать глупостей и не высовывать нос из дома, после чего уезжает, обещая держать меня в курсе.
Пока я наскоро принимаю душ, до меня успевает доехать Вероника. Подругу я позвала в качестве моральной поддержки еще по дороге домой. Одной мне сегодня оставаться катастрофически противопоказано. Мои нервы сдают.
В первом часу ночи мы с Никой садимся в гостиной. Тема моего отчисления незаметно отходит на задний план. Все мысли крутятся только вокруг Титова. Я бросаю взгляд на настенные часы — почти девятнадцать часов прошло с момента нашего последнего разговора с ним. Пропасть времени. Скоро будут сутки, как он не выходил на связь…
— Слушай, Юль, он мог умчаться по работе? Срочная командировка, собрание, совещание. ЧП на объекте, в конце концов.
— Он бы позвонил.
— Забыл телефон?
— Богдан? — заломила я бровь. — По работе
