«враги народа и счастья человечества», подлежат уничтожению. Американские олигархи внедряли их через ФРС и Вильсона, но и европейские социалисты пытались реализовать их на своем уровне.
Ленин среди делегатов открыто не появлялся. Возможно, скрывался поблизости, ожидая начала конференции. Но в полном масштабе она не состоялась. Правительства стран Антанты отказались выдать загранпаспорта своим делегатам. А те из них, кто приехал в Стокгольм, переругались между собой. Гримма обвинили в связях с Германией, с политическим департаментом швейцарского правительства, отстранили от руководства Циммервальдским движением, и оно по сути распалось. Проект глобалистской резолюции Ашберга и Брантинга остался невостребованным.
А тем временем изменилась обстановка в Финляндии. 29 августа, когда Корнилова объявили мятежником, в воинских частях прокатились бунты. Перебили офицеров, которых объявили «корниловцами», — зачастую это были просто требовательные начальники, старавшиеся удержать дисциплину. Вторая волна расправ прокатилась и на флоте. Другие начальники предпочитали примкнуть к революционерам, командир 106‑й дивизии полковник Свечников еще в мае вступил в партию большевиков. Власть Временного правительства в Финляндии вообще рухнула. Гражданскими делами стал руководить сейм, возобновивший работу. А войсками и красногвардейскими отрядами — Областной комитет армии, флота и рабочих Финляндии во главе с большевиком Иваром Смилгой.
Вот теперь Ленин приехал в Хельсинки и провел там почти весь сентябрь. Он жил тайно, но его опекали и Смилга, и финские националистические власти — ведь Владимир Ильич еще в 1906 г. пообещал им независимость. Ради пущей безопасности его даже поселили в квартире начальника полиции Хельсинки Густава Ровио. Правда, произошел курьезный случай, именно это место оказалось под угрозой. Полиция избила дубинками рабочих, пытавшихся грабить продовольствие. Перед домом полицмейстера устроили демонстрацию. Возникла опасность, что разъяренные рабочие ворвутся прямо в квартиру, и Ленина эвакуировали через чердак. Позже ему нашли другое жилье, и он особо не прятался, с приехавшей к нему Крупской навещал знакомых, ходил купаться на Финский залив, сентябрь выдался очень теплым. Встречался и вел переговоры с главой финского парламента Маннером, руководителем финских социал-демократов Куусиненом.
А в Петрограде Керенский сформировал четвертый кабинет Временного правительства, включил в него многих социалистов. И получилось так, что во всех четырех кабинетах удержались лишь две фигуры. Сам Керенский и Терещенко, он опять получил пост министра финансов. Керенский теперь объявлял, что его правительство намерено опираться на широкую демократическую общественность. А провокация с корниловским «мятежом» позволила ему решить еще одну задачу. Ликвидировать последние организации монархического или просто правого толка.
На сентябрь намечались выборы в Учредительное Собрание, но Керенский вместо этого созвал Всероссийское Демократическое совещание. На нем уже не было даже умеренных либеральных партий. Кадеты, которых еще недавно считали левыми, вдруг оказались самыми правыми. При таком раскладе главного решения Учредительного Собрания, о государственном устройстве России, вообще не стали дожидаться. Провозгласили ее республикой. На совещании создали Временный Совет Российской республики — «предпарламент».
Сформировали и избирательную комиссию по подготовке Учредительного Собрания. Началась работа по составлению списков избирателей. Но в этом участвовали только республиканские партии. Населению предоставлялся выбор лишь между ними. Идею монархии заранее похоронили, и функции Учредительного Собрания подменили. Сейчас подразумевалось, что оно всего лишь узаконит перемены в России и создаст новый парламент. Который, в свою очередь, сформирует полноценное, а не временное, правительство.
Республиканский угар в полной мере коснулся даже Церкви. После Февраля в ней тоже устроили чистки. Временное правительство назначило нового обер-прокурора Синода В.Н. Львова, под его руководством из церковного руководства изгнали иерархов, которых сочли монархистами. 29 апреля 1917 г. Синод издал совершенно омерзительное обращение о созыве Поместного собора: «Прошедший у нас государственный переворот… обеспечил и церкви возможность и право свободного устроения. Заветная мечта русских православных людей стала теперь осуществимой».
Часть делегатов «приглашалась» Синодом — общественные деятели, профессора университетов, депутаты Думы. Других выбирали, от каждой епархии двух священнослужителей и трех мирян. Поместный собор открылся 15 (28) августа в Москве, в Успенском соборе Кремля. Из 564 делегатов больше половины (299) составляли миряне. А в опьянении «свобод» и Поместный Собор многим виделся аналогом парламента, только церковного. В заседаниях участвовали и выступали высокопоставленные масоны — сам Керенский, его заместитель Авксентьев.
Среди делегатов значительная часть, если не большинство, поддержали течение, которое позже оформилось в ересь «обновленчества». Ее сторонники требовали кардинальных реформ православия, по сути протестантских. Упрощения церкви, приспособления ее учения к социалистическим теориям. А главный вопрос, об избрании патриарха, вообще завис. «Республиканцы» доказывали, что восстановление патриархии несет опасность «диктатуры», предлагали коллегиальное управление, наподобие советов и комитетов. Впрочем, в России уже дошло и до выборов священников, мало того — епископов, «революционными» прихожанами.
Хотя кара уже надвигалась. Кризис в стране углублялся. Опора власти на общественность обернулась ничем. Заседания «предпарламента» выливались в пустую болтовню. Меньшевики, эсеры, народные социалисты, трудовики, кадеты спорили между собой, не в состоянии договориться ни по одному пункту. А большевики действовали. На заседании Петроградского Совета они предложили резолюцию «О власти» — с требованием отобрать ее у правительства и передать Советам. Председатель Совета Чхеидзе и президиум из меньшевиков и эсеров протестовали. Но к большевикам присоединились левые эсеры, часть депутатов из других партий, резолюция была принята. В знак протеста прежнее руководство сложило с себя полномочия. Что и требовалось большевикам, председателем Петроградского Совета стал Троцкий.
Россия выходила на порог новой революции. И характерно, что в это время двинулась вторая волна гостей из-за рубежа. Американская разведка уже работала в нашей стране под несколькими «крышами»: Комитет общественной информации, резидентура Уильяма Сэндза в представительстве Нью-Йоркской международной корпорации. В августе в дополнение к существующим структурам в Петроград прибыла миссия Американского Красного Креста. Из 24 ее членов было лишь 5 врачей и 2 медицинских исследователя. Остальные — представители банков, промышленных компаний и разведчики. Возглавил миссию Уильям Бойс Томпсон, один из директоров Федеральной Резервной Системы США, близкий к Моргану. Его заместителем стал полковник Раймонд Робинс. Крупный горнопромышленник и разведчик. Но и вопросы, которыми занялась миссия, касались отнюдь не медицины. Ставилась задача развернуть пропаганду, чтобы Россия не вышла из войны.
Для этого Томпсон и Робинс установили тесные связи с секретарем Керенского Давидом Соскисом и популярной в Америке «бабушкой русской революции» Брешко-Брешковской. Ей вручили 100 тыс. рублей на расходы по ее усмотрению и перечислили 2 млн долларов на пропаганду, под руководством Брешко-Брешковской был создан «Комитет по народному образованию», предназначенный вести такую агитацию. Руководители миссии наладили и прямые контакты с Керенским, причем настолько хорошие, что к осени Робинс стал одним из советников министра-председателя.
Хотя официальная цель, удержание России в лагере Антанты, тоже оказалась прикрытием для других дел. Миссия Красного Креста
