слышно не было, фигура капитана возникла на носу галеона сразу — точно он всегда там стоял.
Роста небольшого, одет по моде покойно короля Эдварда — такие воротники Дороти видела на фамильных портретах. Только вот поверх воротника у капитана “Лилии” не было головы, только шляпа. Между ней и воротником тлели красные угли глаз и клубилась серая муть.
А вот голос у него был сильный. Глубокий, как бездна.
И он сказал:
— Обернись!
Глава 29. Рог
Приказ был настолько суров и однозначен, что Филлипс даже начал оборачиваться, но взял себя в руки и остановил движение, не закончив. Усмехнулся недобро и проговорил:
— Ставка?
— Обернись! — этот голос принадлежал уже одноглазому с бригантины. Прокатился по волнам и пошел гулять эхом, отталкиваясь от бортов.
— Обернись, обернись, — пробормотали хором жрецы.
— Обернись, обернись, обернись… — зашептало, зазвучало вокруг, и Филлипс не выдержал.
Дернул щекой, еще крепче вцепился в рукоять пистолета. И обернулся.
Как раз вовремя.
Чтобы увидеть скалящегося во все зубы Морено, который сидел на одном из деревянных щупалец каракатицы и держал в руках большой рог из пожелтевшей старой кости. Явно древний, с оковкой из темного металла и толстой цепью, идущей от витого узкого конца к широкой горловине.
— Потерял чего, жаба сухопутная? — громко спросил Морено, перекинув рог из руки в руку.
Филлипс замер словно громом пораженный: стоял, открывая и закрывая рот, как тунец, вытащенный на берег, потом предсказуемо потянул пистолет из ольстр.
Гарнизонный капитан схватился за палаш.
Дороти уже рассчитала — от “Свободы” прыжком на борт “Холодного сердца” и оттуда (если, конечно, призрачные доски выдержат ее вес и она не провалится) на шлюпку. Но прыгать не пришлось. Все решили без нее.
Капитан “Лилии” повторил:
— Обернись, смертный! — огни его глаз теперь горели ярко и ровно, как две лампады.
От корабля к кораблю пошло гулять эхо последних букв, и слова слились в монотонное гудение. “…нннннныыыый” плыло над водой огромным ульем, а затем смолкло разом.
Филлипс наклонил упрямо голову, выпятил челюсть и, смерив Морено презрительным взглядом, обернулся.
Капитан “Лилии” нарочито медленно, напоказ хлопнул в ладоши, как будто сигнал давая. По галеону прошла легкая дрожь, лепестки на носовой фигуре зашевелились, заклацали, защелкали, как гигантские злобные сверчки.
Филлипс почуял неладное, заозирался, все-таки вытянул пистолет, но поздно.
Да тут и пушка бы не спасла.
Волны вокруг шлюпки вскипели, потом с огромным фонтаном брызг из воды вырвалось громадное алое щупальце, с бледно-желтыми жадно пульсирующими присосками, и ударило по носу лодки, подкидывая ее высоко вверх.
Однако в воздух взлетели лишь обломки досок, нижняя часть гарнизонного капитана, весло, бочонок и, кажется, рука Филлипса с пистолетом. Остальное исчезло в громадной, усеянной зубами пасти, которая втянула в себя водоворотом все, что было на поверхности, и скрылась, чтобы появиться через секунду и дожрать упавшие на воду останки. Потом алое щупальце наподдало по бочонку, разбив его в щепки, и кракен исчез в пучине.
Дороти, которой сверху была видна почти вся огромная алая тварь, точнее, три ее гигантских щупальца, пасть и левый глаз, в первый раз в жизни поняла, что есть то, с чем она может и не справиться.
Но несомненно попробует.
Бертон, с перекошенным от ужаса лицом, метнулась с носа в сторону трюмов, на ходу доставая большие ключи — значит, из экипажа и гарнизона все-таки кто-то выжил. Похоже, что их заперли: переговорам с мертвыми живые свидетели мешали.
Во всяком случае, Дороти очень на это рассчитывала — одной пиратской командой с призраками точно было не сладить. Только вот еще вопрос: на чьей стороне будут те, кого привезла на себе “Каракатица”? Одного капитана они уже лишились, отправив его на костер, второго сожрал спрут.
Прятаться дальше смысла не было, и Дороти не скрываясь подошла к борту.
Палуба “Холодного сердца” по-прежнему пустовала, словно Дорана Кейси и его команду единственных не интересовал Рог Хозяина Океана. Да и была ли у него команда?
Дороти хотелось бы тешить себя заблуждениями, но сейчас они были непозволительной роскошью — слишком многое стояло на кону. Бывший наследник клана влиятельных судовладельцев Доран Кейси, а теперь Призрак Нэро владел Рогом и топил корабли не хуже прочих мертвецов, и “Холодное сердце” шло за “Каракатицей” явно не из добрых намерений.
Ему тоже был нужен Рог.
И Доран, когда-то продавший душу за свою чахоточную подругу детства, по сути своей ничем не отличался от мертвого ашашина с бригантины.
Только вот ради Дорана Дороти готова была рискнуть собственной жизнью.
Море вокруг стало темнее, а солнце, наоборот, налилось багровым и нависло над горизонтом как недоброе око. Похоже, что справиться с задачей до заката они явно не успевали, а сражаться с призраками в темноте было куда сложнее, чем при свете. Особенно если помнить о том, что снизу дежурит послушный “Лилии” кракен.
Но выбора не оставалось.
Мертвые перенесли свое тяжелое пристальное внимание на Черного Пса, который как ни в чем не бывало продолжал сидеть на деревянном щупальце и насвистывать “Портовую Джейн”, словно ему море по колено. Призраки загудели, заговорили, загомонили разом, обещая несметные богатства. Молчание хранили лишь двое — “Лилия” и “Холодное сердце”.
— Не годится, — с наигранной досадой Морено развел руками, едва не выронив Рог, и прицокнул языком — четко и издевательски, чем обрезал бормотание словно ножом. — Куда мне ваши карьеры с изумрудами, когда у меня ни роду, ни титула? Шваль я портовая, безродная, как есть. Рудники у меня отнимут, бумаги объявят поддельными, а самого вздернут в назидание на рыночной площади. А если еще артефактами священными божественными размахивать начну — так и вовсе на костер отправят, как колдуна. Это для благородных хорошо, а как по мне — сплошной убыток. Про золото я понял. Еще что есть?
Мертвые промолчали, только на самой границе слуха продолжали перешептываться — но уже между собой. Отдельных слов было не разобрать.
— Есть.
Капитан “Лилии” снова хлопнул рукой по борту, но Морено даже ухом не повел, хотя знал, что за этим последует — кракен, послушный зову, медленно поднялся из глубин рядом с “Каракатицей”, показываясь во всей своей красе — огромный, лаково-красный и блестящий сверху и блекло-желтый с изнанки, рыхлой, точно тюлений жир. Толстые жгуты щупалец, каждое из которых было как три мачты в обхвате, расправились по поверхности волн в обманчивой расслабленности, заколыхались лениво.
— Хороша зверушка, — снова оскалился Черный Пес.
Дороти шкурой почувствовала его недоброе веселье и желание поглумиться, но Морено сумел себя сдержать —
