груди руками, точно пытался уберечься от пытавшегося поразить его невидимого зла. Тем не менее профессор не перебил ни разу и, когда Нарракот закончил, сам предложил отвезти Лилит в приют, дабы та попробовала там что-нибудь вспомнить.
Шофер был предупрежден, что может понадобиться, поэтому он не смел уйти, ожидая приказания готовить машину к выезду.
— Предлагаю разделиться. — Морби улыбнулся в усы. — В этих краях, я заметил, быстро темнеет, я думаю, что приют мисс Нортон может посетить в компании старшего инспектора Нарракота, в случае непредвиденных обстоятельств он и водитель сумеют оборонить ее милость. Мы же с вами этим временем обследуем комнату Лилит и особенно ее гардероб.
Себастьян замер, пытаясь принять решение, было видно, что он рассчитывал лично сопроводить дочь, но, с другой стороны, аккуратно обыскать комнату Лилит было проще в ее отсутствие. Наконец он кивнул и, удалившись в глубь дома, минут через десять появился на пороге комнаты в сопровождении девочки. Никаких особенных приготовлений не требовалось, Лилит Нортон накинула поверх платья голубую кружевную кофточку, и Нарракот галантно подал ей руку.
— Пусть ваш молодой друг тоже поедет в приют Святой Марты, — в последнее мгновение выдавил из себя Себастьян. — Я хочу, чтобы мою дочь охраняли как можно тщательнее.
— Мистер Нарракот. — Себастьян взял старшего инспектора за локоть. — Лилит должна оставаться в приюте полчаса. Максимум сорок пять минут, и ни одной минутой более. Это мое условие. Если она там не застанет Тимми, пусть пообщается с сестрой Терезой. Или берите Лили и возвращайтесь с ней сюда. В любом случае я хотел бы видеть и Терезу и Тимми у себя дома завтра, или пусть сообщит, в какое время я мог бы застать их там.
Себастьян проводил дочь до авто. Когда машина тронулась, он еще какое-то время махал ей рукой, после чего предложил Морби вернуться к прерванному разговору.
— Из собранного нами газетного материала мы узнали, что двадцать лет назад в последний раз вашу дочь видели в розовом платье. Вы помните это платье?
— Возможно, это покажется странным, но я хорошо знаю гардероб своей дочери, давайте пройдем в ее комнаты, и там я сам все покажу.
Они прошли по коридору второго этажа и оказались в помещении, обставленном разнообразными растениями в горшках и кадках.
— Когда становится совсем жарко, слуги опрыскивают эти растения, и тогда мы располагаемся здесь, в плетеных креслах, разговариваем или читаем.
Следующая комната была комнатой Лилит, той самой комнатой, которую девочка оставила двадцать лет назад и куда теперь вернулась. Это помещение невозможно было назвать детской, в привычном смысле этого слова. Темное и неприветливое с тяжелой, давно вышедшей из моды мебелью и серыми тусклыми стенами, собственно, если бы не большая кукла с золотыми кудрями в желтом шелковом пышном платье Морби решил бы, что помещение вполне могло принадлежать бухгалтеру Нортона или старой деве, служащей у профессора экономкой. Напротив дверей висел портрет Лилит. Смотрящая из-за рамы девочка была точной копией только что ушедшей отсюда хозяйки, даже удивительно, что работающий по фотографии художник сумел написать такой живой и трогательный портрет.
— Поначалу мне показалось, что портрет не похож, — вздохнул за спиной Морби Себастьян, — но не мог же я обидеть родного брата. Он заказал картину в этом году, незадолго до конференции фонда Лилит. Ее мы представляли в тот день в лагере, перед тем как отправиться в ночное паломничество к пирамиде. Я решил, пусть будет как будет, а теперь, когда моя девочка нашлась… да вы ее и сами видели. Вот что называется, как две капли воды. Представляете, что почувствовали гости, когда после того, как они узрели портрет, перед ними в лунном свете предстала Лилит собственной персоной! Да, много еще на земле непризнанных талантов, гениев, о которых общество ничего не знает. Впрочем, Габриэль хорошо заплатил художнику, а я, со своей стороны, уже после нахождения дочери утроил эту сумму.
— Вот в этой статье… — Морби извлек из папки интервью со швеей. — Рассказывается о заказанном вами вязаном крючком платье розового цвета. — Посмотрите фотографию. Вы узнаете его?
— Разумеется, узнаю. Должен признаться, двадцать лет назад я был совсем другим человеком, все свое время я посвящал науке и почти не занимался дочерью, да и зачем, я считал, что гардероб Лилит находится в полном ведении гувернантки, я просто выдавал требуемую сумму или оплачивал счета. Тем не менее это платье я прекрасно помню, так как заказывал его сам. Дело в том, что в тот роковой год мы торопились с раскопками, работая чуть ли не круглосуточно. Мы прошли так далеко, что было понятно, если мы не успеем до лета, когда жара остановит работы, все — о пирамиде с ее тайнами можно будет уже позабыть. Потому как, если мы оставим участок, никакая полиция, никакая охрана не смогут уберечь пирамиду от разграбления. Конечно, за такое преступление любого из местных тут же расстреляют, но когда это останавливало воров?
В тот год я вопреки собственным правилам был вынужден нанять дополнительную бригаду рабочих и дополнительных охранников. Вода к пирамиде поставлялась во время всей смены, рядом всегда находился фельдшер.
Когда же проход открылся и до заветного клада оставался один шаг, я отправился в Каир, где в это время находился мой учитель и где проходила конференция, дабы пригласить гостей, поприсутствовать во время исторического события. 149 миль по прямой, у меня же была машина, так что я не особенно переживал, что могу опоздать. Я был молод и амбициозен, желал славы и чтобы моими фотографиями были украшены передовицы во всех газетах мира. Разумеется, моя единственная дочь должна была разделить со мной успех. Поэтому я заранее и побеспокоился о розовом платье, туфлях и перчатках. Лили должна была произвести самое благоприятное впечатление, да, собственно, она всегда была милой и послушной девочкой. Я планировал вернуться на рассвете, дабы еще раз окинуть хозяйским взглядом раскоп и проверить, все ли готово к торжественной минуте, угощения предполагались самые обыкновенные: хлеб, финики, яйца, пальмовое вино и жареное мясо, археологи неприхотливы. От Лили всего-то и требовалось, что вымыть волосы и нарядиться в то самое платье. Разумеется, я запретил надевать его раньше времени, дабы оно не успело пропахнуть потом. За этим должна была доглядывать ее гувернантка.
Потом, когда моя девочка исчезла, я много раз заходил в ее комнату, где доставал из гардероба ее платья и раскладывал их перед собой. Я обыскал ее комнату самым тщательным образом, буквально каждый сантиметр, ища хоть какую-нибудь зацепку, какое-нибудь указание на то, где
