И все же проникает под трусики рукой.
— Нееет! — кричу и кусаю его за шею.
— Ах ты дрянь! — бьет меня со злости по лицу так, что кровь из носа течет. — Ты пожалеешь об этом! — скрепит зубами Костя и спускает не только штаны, но и боксеры вместе с ними. Одной рукой срывает мои трусы, расставляя широко мои бедра и пристраиваясь своим членом мне между ног. У меня истерика. Я пытаюсь хоть как-то вырваться с захвата, но у меня ничего не получается. Пока я снова не ору. На мой крик приходит экономка и чем-то бьет Косте по голове. Он падает почти полностью на меня.
— Вставай, девочка, поднимайся! Ну же! — помогает мне Мария.
— Давно хотела это сделать, а все руки никак не доходили, — шепчет, осматривая меня. — А сейчас даже дышать легче стало, — улыбается женщина, накидывая на меня халат.
— Ты как? — спрашивает женщина.
— Нормально, — киваю, прикрываясь. — Спасибо, — благодарю заторможено. И, наконец, нащупываю свой кулон с камерой и произношу «Мама».
— Вам… Вам бежать надо, сейчас тут полиция будет, — обнимая женщину, шепчу.
— Никуда я не поеду. Эта тварь долго из меня кровь пила. Теперь моя очередь пришла, — вздыхает женщина. — Устала я бояться.
Дима с опер группой появляется вовремя. Скручивают Костю и разбирают все документы по телу о пропавших девочках в том злополучном кабинете.
38
Трудную дорогу — осилит идущий по ней. Анна Бурцева.
Две недели Дима разбирал все найденные архивы в доме Черногорцевых. Сказать, сколько людей пошло за ним следом, не сказать ничего. Половина полицейских, прикрывавших его делишки, парни, промышлявшие быстрым заработком, которые перевозили этих девочек за рубеж под видом церковных вещей или святынь.
Отца, как главного пастора, сняли с должности сразу же, как только вся эта информация просочилась в СМИ. Мать Кости слегла с психическим расстройством в психушку на полноценный стационар. У неё случился рецидив после обнародованных деталей о её сыне. Кстати, у Кости тоже не все в порядке с головой, как оказалось. Но при диагностировании подтвердилось, что он совершал действия в отношении девушек и давал показания, будучи вменяемым. Хотя я не была так уверена. После того, как я видела его взгляд на меня, это был другой совершенно человек.
— Ты думаешь, я жалею? — спрашивает Костя, сидя в тюремной рубашке и штанах, прикованный наручниками к крючку на столе для переговоров.
— Нет. Я ни о чем не жалею. — улыбаясь, произносит. — Ни о чем… И если ты пришла меня жалеть, то напрасно. Твоя жалость мне не нужна. Мне ничья жалость не нужна. Я все сделал, как хотел. Я наказал тебя, Сомова, тех девушек, которые насмехались надо мной в школе, в университете, просто на улице. Тех, кто не хотел знакомиться со мной… Я всех их наказал. — выпучив глаза, улыбается. — Я всех их наказал. Особенно Сомова. — облизывая свои губы, наклоняется ко мне ближе.
— Я отнял у него всё. Его лицо, его семью, его любовь, его статус, — злорадствуя и торжествуя, произносит. Упиваясь этим, он точно гордится собой. Этого нельзя не заметить. Вот только мне больше не страшно. Наоборот, мне его жалко. Жалко, что когда-то я в этом человеке видела понимающего, заботливого друга. Который просто влюбился не в ту девушку. Не в тот момент. По сути, я тоже виновата в том, что с ним произошло. Не влюбись я в Кирилла, может быть, я смогла бы рассмотреть его как мужчину. Смогла бы его исцелить. Смогла бы предотвратить весь этот ужас.
— Я всё у него отнял. И он никогда. Никогда не сможет все это себе вернуть. Знаешь, почему?! — вот только «почему» звучит не вопросом…
— Потому что Кристина никогда к нему не будет испытывать родных чувств. Я сказал ей, что это её любимый братец продал мне её. Ведь она младшая и всем мешала всегда. Она в своем блоге писала. Я на этом и сыграл. Она его ненавидит. Ну и потому что я её хорошо спрятал… — заливисто смеется. Так, что даже самые счастливые люди не смогли бы так.
— На лице всегда останется шрам от того боя. Он всегда будет ему напоминать о нашем с тобой браке. О том, что ты была моей. И уже никогда не будешь его. Он не сможет тебе этого простить. Поэтому я даже любовь у него отнял. Навсегда. Слышишь? Я лишил его всего! — громко и радостно восклицает на всю камеру.
Я просто молча встаю и обдумываю сказанное им. Один человек лишил всего сразу двух людей. Раскрошил на мелкие осколки две жизни. И когда стучусь в железную дверь, разделявшую меня от конвойного, напоследок все же оставляю последнее слово за мной.
— Они нашли её! — выпаливаю ему в глаза спокойно и размеренно.
— Врешь! — дергается на меня Костя. Но вот только я не шелохнулась даже. Настолько у меня за этот месяц выработалось силы и стали, что я уже не просто железная, а гранитная.
— И, может быть, ты разрушил наши жизни. Только вот во мне зарождается частичка другой жизни от Кирилла. — прикладывая руки к животу. Неделю назад я узнала о своем крохотном счастье. — это известие бьет наотмашь по его самолюбию. И все, что он так упорно ломал, я возродила из пепла.
— Прощай, — последнее, что произношу, прежде чем навсегда покинуть это место.
.
Дима в участке работает с утра до ночи. Некоторым родителям уже пришло известие, что их дочь, к сожалению, мертва. И запрошены даже материалы дела, и есть действительно результаты вскрытия. Сейчас идет обсуждение транспортировки тел девушек на родину. Взамен предоставляется полная информация о их содержании. В одной стране даже удалось с помощью этих бумаг задержать крупного бизнесмена, который не только содержал подпольные интим клубы, но и занимался торговлей людьми, ввоз и распространение наркотиков. Некоторых девушек до сих пор не нашли, но Дима с полной коалицией парней в его бригаде, не останавливаясь, ищут их.
За три года работы Кости документов скопилось немало. Учитывая то, что раз в две недели по десять-пятнадцать девушек отправляли за рубеж: в публичные дома, ночные клубы рабынями. Кому-то в эскорт услуги. Некоторые отправлялись даже на органы. Все это с детальной точностью описывал Костя лично в делах каждой девушки.
Я же эти дни даже уснуть толком не могла. Последний момент, когда он нависает надо мной, врезался в голову и стоит, словно пленка фильма перед глазами. Поэтому где-то я помогала даже Диме, правда, на дому. Больше меня завлекала повеселевшая Ася. Она как будто крылья
