Ровельхейм: Право на магию
Глава 1. Обитель
Истрия, Нит-Истр, обитель Святых Майстры и Верены.
— Подъём!.. — визгливый голос сестры Марты вырвал из уютных объятий сна. — Подъём, лентяйки косорукие!..
С меня слетело тонкое шерстяное одеяло, открыв миру мои продрогшие за ночь ноги. А я ведь только под утро кое-как справилась с холодом, скрючившись и замотавшись в кокон. Маленьким квадратным одеялом нельзя было укрыться полностью — либо плечи, либо ноги всегда торчат. Но жаловаться нельзя, смирение и терпение, будь они неладны. И это я еще невысокая, дылде Беате того хуже.
Мы с моей соседкой Беатой, подгоняемые сестрой Мартой, нехотя выползли из кроватей. А та продолжала нас чихвостить, как и накануне перед сном — теми же словами, будто и вовсе не ложилась спать.
— Молитесь, распутницы! Молитесь, грешницы! Умоляйте защитниц наших, мучениц святых, чтобы даровали вам смирения и ума вложили маленько! — похоже, сестра Марта вошла в раж и веселый денек нам обеспечен. Двужильная она, что-ли, откуда столько сил? Беата закатила глаза, но тут же получила палкой пониже спины.
— Набивайте животы ваши ненасытные и за работу! — монашка обожгла нас ненавидящим взглядом и устремилась в комнаты к младшим воспитанницам.
Наспех умывшись ледяной водой из кувшина, мы с Беатой поплелись «набивать животы». Что означало: разжечь огонь на кухне, натаскать воды и приготовить завтрак на всю обитель. Кашей на воде особо не наешься, но на час-два приглушит бурчание в животе. Мой обычный день в обители.
Меня зовут Ардина, и я сирота. Выросла в детском приюте при обители святых мучениц Майстры и Верены, защитниц грешных дев. На все мои попытки узнать о своем происхождении, я получала лишь указкой по пальцам и длинные проповеди о грехах женских, о том, что мать моя грешница, и сама я по проторенной дорожке тоже скоро пойду. Нас здесь четырнадцать таких бедолаг, от четырех до восемнадцати лет. И девятнадцать монашек, включая мать-настоятельницу Гризу. Грымзу, как тайно нарекает ее каждое новое поколение девчушек, хихикая в ладошки.
Мы, воспитанницы, каждый день отрабатываем свое нехитрое содержание — еду и постель. Но как ни проповедуют нам каждодневно об искупительном труде, сами-то они и пальцем не пошевелят. На старших воспитанницах — а это мы с Беатой — кухня; те, кто помладше, занимаются стиркой и уборкой, а остальная мелкотня смотрит за птицей, огородом, да и просто на побегушках у сестер. У сестер другие заботы. Они в молитвах за наши грехи проводят дни в своих кельях и общем молитвенном зале. Ну разве что грузная сестра Ринна все время крутится на кухне. Или сестра Марта часами до одури торгуется, продавая овощи и яйца горожанам. Или же сама мать-настоятельница не выходит из своего кабинета, прикладываясь к вишневой настойке, пока думает, что никто не видит. С таким примером оно и неудивительно, что в воспитанницах ни смирения, ни уважения к монашкам. Разговорчивая недалекая Беата один раз замолчала, крепко задумавшись. И потом выдала:
— Дин, так если Майстра и Верена защищают грешных дев, так это, получается, все наши монашки… это… того? Сами грешницы?..
Я рассмеялась тихо, но не со зла, я люблю Беату. Погладила ее по голове:
— Надо же, сообразила к восемнадцати…
— Так а что ж они нас так гоняют?.. Сами ведь!.. А мы-то нет!.. У-ууу, ведьмы злобные!… — Беата и впрямь расстроилась от запоздалого осознания такой несправедливости.
— Терпи, милая, тебе уже недолго осталось. Какой бы ни был твой жених, а все лучше нашей Грымзы.
Я вздохнула, не желая думать о скором расставании, а более того — о своей собственной судьбе в ближайшее время. Беате повезло. У нее есть дальние родственники, не настолько богатые, чтобы с детства взять сироту на попечение, но и не бросившие на произвол судьбы. Жениха вот нашли, у Беаты вроде какое-никакое наследство даже есть, если те же родственники не промотали. Ей уже исполнилось восемнадцать месяц назад, и в приюте она до сих пор исключительно «по милости моей великой», как постоянно напоминает Грымза. Какие-то там задержки с бумагами и оформлением, но это вопрос нескольких дней, уже решенный.
Мне же еще семнадцать и я не знаю, что со мной будет через год. Вариантов у совершеннолетних воспитанниц немного. Большинство такие же подкидыши, как и я. Замуж безродную бесприданницу никто не возьмет. Дорога одна — в служанки. А не хочешь в служанки, так на городскую окраину, к миссе Дороне, в содержанки публичные. А у миссы, говорят, порядки такие, что чуть не половина наших монашек оттуда и сбежали в обитель. Может, и Грымза наша там такой суровости набралась, кто знает.
В таких невеселых размышлениях я и проводила это утро за чисткой кухонной утвари, пока не услышала стук копыт и ржание лошадей у ворот обители.
Глава 2. Академия и ее правила
Ровельхейм, Академия.
— Набор закончен?
— Н-нет еще, ваше Великомудрие…
Его великомудрие ректор Валдан оторвался от бумаг и бросил цепкий взгляд на председателя приемной комиссии, мэтра Стинака. Тот выглядел растерянным, мялся в дверях и не знал, куда деть руки. Ректор чуть склонил голову в немом вопросе.
— Врата… они до сих пор не погасли, ваше Великомудрие.
Врата были сердцем императорской академии Ровельхейм, наследием ее великого основателя, первого ректора Интальда Премудрого. Более шести веков назад Интальд, величайший маг Всех Стихий, Света и Тьмы, Разума и Действия, основал это учебное заведение. Вопреки устоявшимся традициям, невзирая на противоборство знати и страх простолюдинов. Академию, равную и доступную для всех одаренных.
Дар мог проявиться в любом ребенке, независимо от наследственности и сословий. Но если до создания академии одаренных детей высшей знати обучали исключительно дома, по редчайшим книгам и лучшие учителя империи, то будущие маги из крестьян, горожан и Лесных жителей не обучались вовсе. Более того, ввиду необузданной и неконтролируемой силы, их преследовали, запрещали проявлять свою силу под страхом заключения, а то и смерти. Магия стала уделом сильных мира сего, но держать под контролем выплески силы от необразованных простолюдинов становилось все сложнее. Они все равно помаленьку приколдовывали, но не имея должного образования часто их благие намерения оборачивались бедой. Дождь в спасение от засухи оборачивался потопом, простенькое защитное заклинание — разрушениями и даже смертями.
У Интальда, в то время главы отдела контроля за магией, сердце кровью обливалось при виде перепуганных
