— Мы старые приятели.
«Приятель» таким тоном не говорит, и горечи в глазах у «приятеля» нет. Однако, я промолчал. Мама никогда не говорила о ком-то кроме отца. Он был для нее единственным. На свидания не ходила, от мужчин держалась подальше. Всегда на мои шутки отвечала: «Некогда мне шашни крутить! Мне ребенка на ноги ставить надо!»
— Костик, — постучала мама осторожно в палату. — Уже можно? Герочка, тут тебе…
А дальше в палату влетел маленький ураганчик, едва не задев капельницу.
— Б-белов! Сволочь ты такая! — присела около меня Дунька. — Ты же обещал! — всхлипнула, осторожно пройдясь пальчиками по повязке. — Меня значит домой отправил, а сам…
— Ну, тише-тише, мышка, — обнял ее одной рукой, притягивая к себе. Ее лицо оказалось напротив моего. Слезы еще не высохли, а взгляд испепеляющий исподлобья. — Царапина, — натянул шкодливую полуулыбку. — До нашей свадьбы заживет, — подмигнул.
— Дурак, — шмыгнула, а я в ответ коснулся ее губ своими в нежном поцелуе, совсем забыв что в палате все еще были врач и мама.
— Кхм-кхм, — откашлялся мужчина. — Еще не успел очухаться, а уже барышень тискает, — пробормотал.
— А это не просто барышня, — отстранившись от смущенной Дуньки, произнес. — Это моя девушка.
Мама позади ахнула, а Дунька на меня зыркнула. Повернулась и неуверенно, пробормотала:
— З-здравствуйте…
У мамы, конечно же, появилась куча вопросов. Не так давно я заверял ее в своей непоколебимой свободе, в том что убежденный холостяк, а ныне обнимал свою единственную.
— Аннушка, идем, — взял врач маму за руку, потянув к выходу. — Пусть молодые воркуют.
— Н-но, Костик…
— Идем-идем, — вывел ее из палаты, тихонько прикрыв дверь.
— Б-белов! Ни стыда ни совести у тебя! Что теперь твоя мама обо мне подумает?
В том, что Дунька очарует маму, я даже не сомневался. Они найдут общий язык. У них есть кое-что общее, а именно, один непутевый я, на этом и сойдутся.
— Моя мама подумает, что ее сын-балбес остепенился и у него появилась замечательная девушка, которая за него переживает, — притянул ее к себе, потерся щекой о ее, ласково прикусил.
— Я тебя сволочью назвала.
— Не, а че ты обзываться сразу? Нет, чтоб приголубить, приласкать. Сказать: «Любимый, я так волновалась», — зашептал ей на ушко.
— Я и правда волновалась, — вздохнула, крепче меня обнимая.
— Я знаю, мышка. Знаю, — поцеловал ее в щеку, а она нежно мурлыкнула. — Как насчет приголубить и приласкать? — томно прошептал, шаловливой рукой погладив ее бедро.
— Неугомонный, — брякнула, хлопнув меня по руке.
Я состроил крайне оскорбленную и жалостливую моську, но Дуньку не проняло.
— Вот выздоровеешь, тогда и приголублю и приласкаю, — погладила меня по волосам эта хитрюля.
— Врач сказал, что я здоров как бык, — слегка преувеличил. — Так и говорит мне: «Герман, хоть сейчас в космос!»
— Да? — не поверила она. — Ну вот и зачем тогда тебя утешать?
— Можно тогда просто пошалить, — ухмыльнулся, постепенно пробираясь рукой к ее пятой точке.
— А шалить мы будем дома, — заявила и встала.
— Обломщица, — ни капли не расстроившись, хмыкнул.
Дунька стала допытываться, что же случилось, что будет дальше… А я и сам не знал… Все, что помнил лишь обрывки. Скорая, соседи, мамин плач, операция. Все, как в тумане. Где Мурчик и знать не знал, что случилось с Кощеем тоже. Меня коробило, что ублюдок, похоже, вышел сухим из воды.
Некоторое время Дунька сидела со мной. Даже просто ее присутствие меня лечило. Я чувствовал, словно наполняюсь силами и жизнью. Но, так или иначе, а нашу идиллию прервали. Мама зашла в палату, уже совершенно в другой одежде, а в руках держала кулек.
— Я домой съездила, приготовила супчик легкий, — оповестила, робко топчась у двери. На Дуньку поглядывала с опасением и нескрываемым интересом.
— Мам, — почесал затылок, — в общем, знакомься, Дунька — твоя будущая невестка.
Ох, и не стоило мне бросаться подобными заявлениями. Мама схватилась за сердце. К счастью, Аида успела ее подхватить. Усадила на стул, подала водчики, приговаривая:
— Не слушайте его, он так шутит… Мы только недавно вместе, все очень неожиданно…
— Чего это я шучу? — нахохлился. — Я ж сказал в будущем, — заупрямился.
— Ты со своими шутками всех со свету ведешь, Белов, — покачала Мышь головой и махнула на меня рукой, мол, что с дурака взять.
Мама сделав еще пару глотков, пристально осмотрела Дуньку, потом покосилась на меня, сама себе улыбнулась. Ох, уж это материнское сердце, ох уж эта материнская прозорливость.
— Кажется, мы уже виделись, — удивила мама Дуньку. — Вы же одноклассники? — дождавшись кивка, продолжила, — а еще помню во дворе гоняли. То в салки, то в классики, то по гаражам бегали. Герочка, уже тогда на вас глаз положил. Правда молчал, как рыба. Только ходил улыбался.
Ничего от мамы не скрыть! Глядела так, словно все понимала. Бобрич еще больше засмущалась, настойчиво попросила её не «выкать», а далее женщины перешли на мою скромную персону. Повозмущались над моими школьными выходками, пожурили, посмеялись и на том сошлись.
— Бедная директриса выдохнула и перекрестилась, когда Герман выпустился, — усмехнулась мама.
— Ой, и не говорите. Он же на выпускном в девятом классе всех девчонок напоил!
— Не всех, — вставил свои пять копеек. — Тебе предлагал, а ты только фыркнула.
Мои женщины разразились веселым хохотом. Эту картину и застал мой лечащий врач, именуемый мамой неким «Костиком».
— Ну-с, вижу, что больному уже лучше, — произнес. — С такими женщинами быстро пойдет на поправку, — подмигнул маме, но та лишь поспешно отвернулась, сделав вид что не заметила. — Но еще быстрее пойдет на поправку, если будет немного покоя, — намекнул, дескать, прием окончен.
Я заметно сник. В этом карцере и заняться-то нечем, да и с медсестрам глазки не построишь. С некоторых пор я человек не свободный, да и не тянет как-то…
Мама, расцеловав меня в щеки, удалилась, а вот я у дока вымолил пару минут с Дунькой.
— Давай, иди, ко мне. Пошалим немного, — игриво подергал бровями, хитрющие ухмыляясь.
Мышка для вида поломалась, плечиком повела, а после
