что делали все для блага Франции. Меня снова и снова станут допрашивать, потребуют предоставить неопровержимые улики, будут унижать и обвинять во лжи. И уж поверьте, я не могу сказать, что жду этого с нетерпением.
— Но это же несправедливо! — возмутилась Купер.
Катрин пожала плечами:
— Нам приходится играть по правилам, даже если другие их и не соблюдали.
* * *
В этот же вечер был дан праздничный ужин, который посетили американский и британский послы. Гала-ужин стал ярким событием: мужчины были в белых галстуках и со всеми своими орденами, женщины блистали в нарядах от величайших кутюрье — Роша, Скиапарелли, Бальмена. Купер облачилась в потрясающее малиновое платье, смоделированное и сшитое для нее Диором, которое вызвало целый поток комплиментов. А она, в свою очередь, была невероятно горда мужем — во фраке, украшенном орденом Почетного легиона и другими наградами, он выглядел великолепно.
За столом Купер посадили рядом с Гертрудой Мак-Карти-Каффери — женой американского посла. Ей было за пятьдесят, и одета она была не столько модно, сколько практично, но и до нее дошли слухи о том, что Марсель Бюссак собирается вложиться в нового неизвестного модельера. И теперь дипломатичными расспросами она вытягивала из Купер информацию:
— Неужели он так же хорош, как Молино, Роша и все остальные? — спрашивала она. — Он кажется таким невзрачным и застенчивым.
Купер посмотрела поверх сверкающего хрусталем стола туда, где сидел с розовыми щеками и не сходящей с лица улыбкой Диор.
— Он не подражает другим, — произнесла она, — и каждый раз придумывает что-то совершенно новое и свежее. В результате его платья ничем не напоминают работы остальных модельеров.
Жена посла внимательно изучила платье Купер.
— А это, я так понимаю, пример его работы.
— Да.
— Действительно, весьма оригинально. И если позволите заметить, платье вам очень к лицу. — Гертруда Каффери надела очки и с особым вниманием рассмотрела талию Купер. — Разве не чудесно, что после стольких лет ужасов и лишений у нас наконец-то так много поводов для празднования?
Купер залилась краской. Похоже, разведслужба американского посольства работает безупречно.
17
Спустя несколько месяцев глубокая тишина дома номер тридцать по авеню Монтень была нарушена начавшимся ремонтом.
Рабочие сталкивались в дверях, занося в дом трубы, лестницы, доски, сумки с инструментами, банки с краской, мотки электрического провода, мешки с цементом и деревянные рейки. Когда Купер попыталась пройти в здание, ей пришлось уступить дорогу четверым грузчикам, которые несли завернутую в белую ткань огромную хрустальную люстру. Она шагнула в сторону, придерживая живот руками, а потом ей пришлось медленно тащиться за ними следом, пока они поднимались по широкой лестнице. Пыхтя и покрикивая друг на друга, они кое-как развернулись на площадке с высоким окном, ничего не зацепив громоздкой люстрой, и внесли ее в бельэтаж, где планировалось устроить салон.
Диор, на котором был белый халат, с беспокойством поглядывал на высокий потолок.
— Что, если потолок не выдержит? — вместо приветствия спросил он у Купер, которая и сама еще не отдышалась после подъема по лестнице.
— Тогда люстра с оглушительным звоном грохнется на пол.
— Не смешно.
— Тиан, они знают, что делают. Тебе не стоит забивать голову посторонними заботами.
— Но я беспокоюсь обо всем! И особенно о тебе. Когда уже родится твой ребенок?
— Еще через несколько недель.
— Мне хочется его поторопить, — сказал он, придвигая ей стул. — Ты ужасно действуешь мне на нервы. Мне пришлось дать объявление о наборе манекенщиц. Тех, что уже есть, мне мало. Завтра состоится конкурсный отбор. Ты придешь помочь?
— Конечно.
В зал внесли и установили огромную стремянку. Диору уже удалось собрать вокруг себя впечатляющую команду. Он проявлял особое сочувствие к тем, кто потерял работу из-за войны. В эту категорию попадало большинство нанятых им продавщиц. Их всех отличала необычайная личная преданность Диору и безоговорочная вера в его талант.
«Люстру подняли к потолку, она скрипела и раскачивалась, но наконец ее удалось зацепить за крюк. Мужчины тут же с радостью ее отпустили. Диор схватил Купер за руку, но вопреки его опасениям потолок не рухнул. Один из мастеров начал вкручивать в патроны лампочки, второй, держась за товарища, вешал хрустальные подвески. Наконец все было готово, и в самом центре люстры почетное место занял хрустальный шар — точная копия шара для предсказаний мадам Делайе. Электрик подсоединил проводку — и зимние сумерки тут же развеялись. Люстра засияла золотым светом, а вокруг раздались восторженные ахи и охи, а за ними и аплодисменты.
— Можно я сделаю несколько фотографий, пока не убрали стремянку? — спросила она Диора.
— Фотографий стремянки? — удивился тот.
— Тебя. Поставь ногу на нижнюю ступеньку и смотри вверх.
Диор, который просто обожал всяческий символизм, пришел в восторг:
— Превосходно!
Обычно он стеснялся фотографироваться, но тут охотно позировал, пока она щелкала затвором «Лейки». Золотой свет люстры красиво подсвечивал его обращенное кверху лицо.
* * *
Грязные улочки Монмартра начали, будто нехотя, принаряжаться к Рождеству. Волшебные гирлянды замерцали в окнах бедных квартир; на уличных углах стали продавать венки из омелы. Безногие ветераны войны торговали жареными каштанами и сладким картофелем. Меся ногами грязный снег, на углу площади Пигаль играл духовой оркестр. Он собрал небольшую толпу слушателей, люди переминались с ноги на ногу, чтобы согреться, но не расходились и изредка между композициями кидали в шляпу музыкантам несколько сантимов.
В винном баре неподалеку, сидя в темном углу, Перл дожидалась Купер.
— Алло, Медный Таз! Господи, ну и громадное же у тебя пузо! — обрадовалась ей Перл. — Сколько их там у тебя?
— Доктор уверяет, что всего один, — успокоила ее Купер.
Они поцеловались. Перл уже заказала бутылку вина и даже начала пить. Она плеснула немного в бокал Купер, и они чокнулись.
— Как ты, дорогая? — спросила Купер.
— Лучше всех.
Купер внимательно пригляделась. В полутьме задымленного маленького бара лицо Перл казалось нездорово бледным и с темными тенями под глазами.
— Петрус опять тебя избивает? — строго спросила она.
Перл осушила бокал и снова его наполнила.
— Петрус больше никогда никого не изобьет.
— Он умер?
— Нет, но ты почти угадала: его выслали обратно в Африку.
— О Перл!
— Полиция поймала его. Документов у него не оказалось, во всяком случае, нормальных. Выяснилось, что он годами жил здесь нелегально. Его тут же депортировали. Он никогда не вернется.
— Не могу сказать, что мне его жаль, — прокомментировала Купер. — Но тебе, наверное, тяжело приходится. Что ты собираешься делать?
— Я прибрала к рукам его бизнес, — коротко ответила Перл.
— Какой бизнес?
— Сама знаешь какой. Девчонки. Открытки. Все то же самое.
— Ты
