– Меньше всего я ожидала, что ты это скажешь. – Тобиас увидел улыбку – но не на губах, а в глубине ее глаз. – Мне и в голову не могло прийти, что ты надумаешь сравнивать то, что я делаю с тем, что делаешь ты.
– Такие разные, но оба очень важны, – сказал он. – То, что ты делаешь, со временем не обесценивается. Оно всегда будет иметь значение. К несчастью, то, что создаю я, обречено на замену лучшим и большим и снова лучшим.
Ее длинные худые руки обвили его шею.
– Тобиас, ты каждый день меня удивляешь. Спасибо. С другой стороны, ты и сам – тот, кто улучшает и улучшает все вокруг себя.
Тобиас поцеловал ее в лоб и закрыл глаза, вдыхая ее запах.
– Думай о том, что ты мне сейчас предлагаешь, Плакса. Боюсь, я не могу соответствовать, по крайней мере, сейчас.
Она тихонько засмеялась и, повернувшись к нему, коснулась губами его губ. Это касание перешло в поцелуй, а он – в еще более глубокий поцелуй.
– И вот еще о чем я думаю, – заговорил Тобиас, пока волна нового возбуждения не смыла способность здраво рассуждать. – Я о том, как мы замечательно подходим друг другу.
– О, – Перис застыла. – Пожалуй, это правда.
– Ты для меня – лучше всех. Тебя не пугает, что я это говорю?
Перис, не отрываясь, смотрела в его глаза.
– Не знаю…
По крайней мере, и это ответ.
– Ты можешь как угодно долго раздумывать. Если ты всегда будешь в таком настроении.
– Чудесное предложение.
– Еще бы. Хотя кое в чем мы отличаемся. В имидже.
Перис подняла брови.
– Ты шутишь?
– Нет. Я простой парень. Ты видишь то, что имеешь. Одень меня в джинсы или в костюм. Сними – никаких сюрпризов.
– Н-ну, не знаю. – Его обрадовала ее шаловливая улыбка. – Несколько раз тебе удалось меня удивить.
Ему так много хотелось сказать. Они очень подходят друг другу. Все так быстро переменилось – решения, которые он думал, что принимает на всю жизнь, устарели, изменилось и его мнение в отношении этой женщины.
– А ты, Плакса, один бесконечный сюрприз. Я… Мне начинает не хватать постоянного удивления, которое ты доставляешь.
– Может быть… – Взяв в ладони его лицо, Перис вглядывалась в него. – Может быть, мы будем счастливы.
Тобиас проглотил комок в горле. Он обнял ее крепко и нежно и потянулся, чтобы выключить свет.
Они очень подходят друг другу. Сейчас было подходящее время, чтобы помолчать – это они оба понимали.
Перис почувствовала запах свежего кофе. Она подергала носом, открыла глаза и прищурилась, глядя на полосы солнца, пробивавшегося сквозь вертикальные матерчатые жалюзи.
Свежий кофе и теплая патока.
Она поглубже зарылась в постель. Сегодня, должно быть, воскресенье. По воскресеньям Джинна обычно пекла блины, и запах патоки плыл по всему дому, как воспоминание о теплых летних деньках детства.
Разгар лета. Высокое бледно-голубое небо. Мягкий, прохладный ветерок легко колышет вянущую траву. Стрекот сверчков.
Перис широко раскрыла глаза.
Она находилась в постели Тобиаса, в его плавучем доме, а детство они оба оставили далеко-далеко позади.
И сегодня не воскресенье.
Тобиас оставил дверь спальни открытой. До Перис доносились приглушенные звуки. «Видишь, как мы подходим друг другу». Действительно ли он имел в виду то, что говорил, что сказал один раз в минуту откровения после их близости?
Звуки высокого голоса напрочь смели остатки сна.
Перис стянула простыню с лица и прислушалась.
Женский голос. И рокот мужского голоса в ответ.
Перис одолело обманчивое ощущение пойманной врасплох. Ее ночной сорочки нигде не было видно. Вообще-то она ничего не могла толком разглядеть. На двери в ванную висел махровый халат. Перис торопливо сдернула его и закрылась в ванной. Там она завернулась в белое пушистое одеяние, доходившее ей до лодыжек, и почувствовала себя защищенной, что было еще одним обманчивым ощущением. Страшилище, встретившееся в зеркале, заставило ее прижать нос вплотную к стеклу.
Безнадежна.
Она на цыпочках пробралась к лестничной площадке и тут же осознала свою ошибку.
Милое личико Синтии, выражавшее укоризну, было обращено к ней. Рядом, вытирая руки кухонным полотенцем, стоял Тобиас в джинсах и с голым торсом.
Перис поплотнее закуталась в халат и присела на верхнюю ступеньку.
– Доброе утро, – сказала она.
– Добрый день, – ответила Синтия. – Что за тошнотворно домашняя сцена! И как я только догадалась, что ты здесь!
– Какое это имеет значение? – довольно любезно спросил Тобиас.
Синтия оставила его слова без внимания.
– Я несколько часов подряд пыталась тебе дозвониться. Наконец я сдалась и отправилась в эту… Я отправилась тебя искать. Тебя там не было.
– Ты знаешь, что вчера произошло? – спросила Перис. Ей бы хотелось избавить Синтию от такой ужасной новости.
– Эта ненормальная Мэри мне все рассказала. Я не очень-то люблю тратить время на всякие старые бредни, пока моя сестра прелюбодействует с моим мужем.
– Бывшим мужем, – сказал Тобиас по-прежнему любезно. – Ты так и не научилась быть по-настоящему вежливой, да, Синтия?
Синтия, взявшись за перила лестницы, смотрела на Перис.
– Я рада за тебя. Наверное, к лучшему, что этот человек умер. Хотя мне вовсе не нравится вследствие подобных событий разыскивать тебя по всему городу, а найти здесь.
– Мне надо было собраться с силами и сразу сказать тебе о наших с Тобиасом отношениях, – сказала Перис. – Но я вовсе не рада, что погиб Вормвуд. Хорошо, что я теперь в безопасности, но мне бы не хотелось, чтобы безопасность одних людей становилась возможной за счет гибели других.
– Ты всегда была добренькая, – со злостью сказала Синтия. – Ты никогда не поймешь, как мне претит мысль, что ты ведешь себя как Золушка при злой старшей сестре.
Перис стало тоскливо.
– Не знаю, почему ты так говоришь, но давай отложим наши раздоры. Ты меня наконец отыскала – так что ты хочешь сообщить?
Синтия, в коротком зеленом облегающем платье, уперла руки в бока и выпятила грудь:
– Ты можешь так сосредоточиться, что и вопросы задаешь! Ну, я рада за тебя.
– Синтия… – предостерегающе сказал Тобиас.
– Ну хорошо, хорошо. Я получила сообщение, пока вы были заняты другими делами. Какой-то тупой горе-радиолюбитель мне позвонил. Сегодня утром Попс передал тебе SOS.
Перис вскочила на ноги.
– Он передал, – Синтия явно смаковала каждое слово, – «Чеши в Скагит со всех ног». Попс слабеет; он слишком стар, чтобы долго обходиться без еды.
