Благодаря Дурвалину Фадулу жилось очень даже неплохо: ему уже не нужно было вставать засветло, чтобы обслужить уходящие караваны, это была теперь не его обязанность. Он приходил за прилавок, уже облегчившись, искупавшись в реке, выпив кофе и перекусив вяленым мясом с мукой и рападурой. Он был готов услышать «Доброе утро, хозяин», а заодно и новости, пересуды и домыслы своего помощника, который не шел в отхожее место, на реку или к очагу, предварительно не выговорившись:
— Вы уже знаете, что творится у Тисау и Баштиау да Розы из-за Дивы? Все знают…
Фадул тоже знал. Дурвалину сам намекал ему на тот интерес, который два упомянутых выше кавалера проявляли к дочке Амброзиу и Ванже — они буквально волочились за ней на глазах у всего честного народа. Все жители Большой Засады — и постоянные, и временные — были людьми азартными и уже делали ставки, кто же победит в этой борьбе за девственную красотку из Сержипи. Что Дива девственница — так это не вызывало сомнений ни у кого, даже сам «Вы Уже Знаете?» с его длинным змеиным языком ни разу ничего не сказал по этому поводу. Девственница, пока Каштор или Баштиау — один из двух — не разберутся с этим. Что касается результата соперничества, то тут общественное мнение разделилось ровно пополам, но у самого Дурвалину была вполне определенная категоричная точка зрения — возражений он не принимал:
— Вам не кажется, что сеу Баштиау выигрывает с большим отрывом? Это редкая самонадеянность со стороны сеу Тисау — думать, что Дива предпочтет уродливого негра, эдакую образину — ну, это между нами, — белому, который, кажись, даже немецких кровей? Сеу Тисау останется с носом, вот увидите.
— Тебе кажется, что Тисау — урод, потому что он негр, а ведь сам-то ты не намного светлее его. — Дурвалину был еще более смуглым, чем его тетка, мулатка цвета сушеного какао. — Цвет не имеет никакого отношения ни к красоте, ни к уродству. Можно быть красивым негром и красивым белым. — И Турок прибавил шепотом, будто разговаривая сам с собой: — Зезинья, будь она белой, не была бы такой красивой…
На одно мимолетное мгновение он снова увидел ее за стойкой, подающую кашасу погонщикам. А затем добавил, приведя болтуна в еще большее замешательство:
— Ставлю те деньги, которые ты у меня таскаешь, что победа останется за Тисау…
Дурвалину сдержал плевок:
— Я таскаю? Даже в шутку такого не говорите! Заклинаю! — После этого он снова вернулся к волнующей его теме: — Ну если вы считаете, что Тисау победит, то я и слова попрек не скажу. И Рессу так думает, она с ума по нему сходит. Все заодно… Но вы еще увидите: эта заваруха плохо кончится, то ли еще будет! Вот увидите!
13
Перебранки, беспорядки, драки — как же без них в Большой Засаде, и почти всегда причиной ссоры были карты или женщины. Чаще всего потасовки бывали незначительными, никого не пугали и толков не пробуждали. Случалось, поспорят двое из-за ставок во время партии в ронду или из-за проститутки. Противники осыпали друг друга проклятиями или подстрекали друг друга к драке, но почти никогда дальше дело не шло, спорщиков всегда мирили. И все же бывали иногда щекотливые ситуации, серьезные происшествия.
Самое ужасное произошло в тот самый, навеки памятный, праздник Святого Антонио, когда Котинья схлопотала пулю в голову и тут же померла. Со временем смертей стало больше, выросли кресты на кладбище, но только двое отошли к праотцам из-за заварухи в селении. Два лесоруба схватились не на шутку из-за проститутки Себы, ничтожной водоросли, которая того не стоила. Так вот, из-за этой паршивой девицы один из них оказался в могиле — похоронили его поспешно, без лишних церемоний, — а другой исчез в зарослях, и больше о нем не слышали. И точно так же безнаказанно — нужно ли повторять? — один жагунсо убил помощника погонщика, который попытался опередить его, вытаскивая карту из колоды. Игра и женщины — это были единственные причины. В остальном, кроме этих двух случаев, кладбище росло благодаря змеям и лихорадке, которая свирепствовала по всему краю какао.
Один больной откинул копыта по дороге в Итабуну, недалеко отсюда: он мучился водянкой, и все его домашние по очереди тащили гамак. Его похоронили в селении после трогательных поминок под соломенным навесом, сопровождавшихся обильными возлияниями. Бдение продлилось всю ночь и прошло довольно бурно благодаря сочувствующим — проституткам и погонщикам. Священника не было, и поэтому Фадул Абдала, на все руки мастер, благочестиво совершил обряд отпевания и миропомазания, монотонно бормоча по-арабски. Он сделал это бесплатно, потому что не брал деньги за такие вещи, — милосердный Господь зачтет их в день Страшного суда.
Случались и другие довольно серьезные стычки, которые едва не кончались несчастьем. Так, например, однажды Валериу Кашоррау, помощник погонщика — падкий на выпивку хвастун, — будучи навеселе, позволил себе вольности с женой Шику Эшпинейры, семья которого по дороге в Такараш заночевала на пустыре. Это был Шику Эшпинейра собственной персоной, тот самый, что находился под судом в Ильеусе под конец войн за землю и обвинялся в убийстве полковника Жуштину Мисиэла и двух его капанга. Турок и погонщик Манинью вмешались вовремя и помешали случиться худшему: Шику Эшпинейра одной рукой держал Валериу Кашоррау за грудки, а другой медленно водил кинжалом. Валериу умылся кровью, но хотя бы остался жив.
На заре существования Большой Засады два лесоруба, которые пришли вместе, чтобы удовлетворить свою природную нужду, подрались на ножах и ранили друг друга, поспорив, кто из них проведет ночь с Бернардой. Они увидели ее в магазине, но даже парой слов с ней не перемолвились. Если бы они с ней заранее договорились, не было бы ни драки, ни поножовщины, потому что у нее были крови, она в тот день не работала. Рискуя тоже нарваться, Фадул сумел разнять взбешенных соперников — собственно, за что они соперничали, ведь Бернарда не проявила ни малейшего интереса ни к одному из них? Кончилось все мировой, когда они поняли, что девушка не достанется никому. Корока промыла им раны спиртом и утешила одного из них, а другой пошел с Далилой, которую тоже очень ценили за солидную корму.
Бернарда, едва придя в Большую Засаду, стала причиной множества споров, которые решались в драке или в лотерею — кто вытянет из колоды карту большего достоинства. Но как только ей стал покровительствовать капитан Натариу да Фонсека, красотка перестала вызывать споры и драки. Она могла пользоваться этим как угодно и обслуживать только тех, кого хотела, в те свободные дни, которые оставались у нее, чтобы зарабатывать на жизнь. Для крестного она оставляла три дня, как только становилось известно о его приезде: день накануне, чтобы приготовиться заранее и спокойно, сам счастливый день и следующий. Последний — чтобы хорошенько запомнить все, что было, со всеми подробностями: каждое слово, каждый жест, каждую мимолетную улыбку, властное объятие, дыхание и счастливое беспамятство. Ее жизнь сводилась к этим благословенным часам, проведенным в суровых и нежных объятиях.
Вот, собственно, весь отчет о самых серьезных стычках, самых жестоких драках, об убитых и раненых — их было не много. Больше ругани, чем крови. Что касается более мелких потасовок и свар, то Фадул уже утомился разбираться с ними, пользуясь своей властью торговца и кредитора, а порой и тяжелой рукой, как в последнем случае. И если в жестоком мире какао за Большой Засадой и тянулась дурная слава, то незаслуженно. Мирное место для спокойной ночевки: чудный вид, кое-какие деньжата, много веселья.
