Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 259
В связи с инцидентом в Лиллехаммере подразделение «Кидон» было фактически расформировано. Поддельный итальянский паспорт, который в ходе операции использовал Меири, был раскрыт норвежской полицией во время расследования. Выезды Меири за границу были сильно ограничены. Вскоре он ушел из «Моссада».
12
Высокомерие
Несмотря на провал в Лиллехаммере, общее настроение в военном истеблишменте после операции «Весна молодости» оставалось эйфористичным[491]. Появилось новое чувство уверенности, которое не ограничивалось только рамками «Моссада», но распространилось во всем израильском руководстве.
Через два дня после операции министр обороны взобрался на разрушенные стены горной крепости Масада[492]. Именно здесь зелоты, восставшие против Римской империи, убивали себя и свои семьи, но не сдавались в плен врагу, создав один из главных символов героизма нации. Даян объявил: «Мы создадим новый Израиль в широких границах, не таких, как границы 1948 года… Нынешние дни благословлены для нас такими условиями, подобные которым наша страна вряд ли видела когда-либо в прошлом». Начальник Генерального штаба Элазар в письме к Замиру похвалялся, что «престиж Армии обороны Израиля достиг новых высот, а ее слава возросла»[493]. Голда Меир 15 апреля 1973 года написала: «Возможно, придет день, когда легенды о героизме и стойкости, самопожертвовании и ревностном служении этих воинов будут передаваться в Израиле из уст в уста и целые поколения будут рассказывать о них с восхищением и гордостью, как о еще одной странице героического наследия нашего народа».
Однако уверенность может легко превратиться в излишнюю самоуверенность и породить ловушки, которые не ограничивались «Кесарией» и Лиллехаммером[494]. Через сорок лет после бейрутского рейда командовавший его ударной группой Эхуд Барак, позднее ставший начальником Генерального штаба, премьер-министром и министром обороны, скажет, что это высокомерие имело катастрофические последствия для всей страны. «Оглядываясь назад, – говорил он, – мне кажется, что, когда мы вернулись той ночью из Бейрута, руководство страны сделало неправильные выводы из успеха операции. Это породило безосновательную самоуверенность. Невозможно экстраполировать итоги хирургической, узкоцелевой операции на боеспособность целой армии, представляя дело так, что АОИ способна сделать все что угодно, что она всемогуща.
Они – премьер-министр, министр обороны и другие – видели, как мы в “Сайерет” и “Моссаде” получили приказ и в течение нескольких недель смогли его выполнить. И выполнили хорошо. Это дало им ощущение, что такие возможности являются нормальными для всей армии. Однако наши успехи и в Шестидневной войне, и в последующих операциях стали результатом тщательного планирования и оптимального использования фактора внезапности. Мы были инициаторами военных действий. Устанавливали их временные графики и определяли итоги.
А с нашим новым ощущением безопасности пришла и некоторая самоуспокоенность. Мы не думали, что противник сможет тоже застать нас врасплох и нанести нам такой же урон».
Непоколебимая вера в вооруженные силы и убежденность в том, что три ветви системы обороны страны – Армия обороны, Шин Бет и «Моссад» – могут оградить Израиль от любой опасности, создали у руководства страны ощущение, что не существует никакой срочной необходимости в достижении дипломатического компромисса с арабами. Однако за пределами Израиля многие думали по-другому.
В 1972 году госсекретарь США Генри Киссинджер начал серию дипломатических инициатив, нацеленных на достижение мирного соглашения или хотя бы пакта о ненападении между Израилем и Египтом[495]. Он понимал, что, пока Израиль удерживал египетские территории, завоеванные им в 1967 году, Египет будет прилагать все усилия к тому, чтобы вернуть их обратно, и что новый разрушительный пожар на Ближнем Востоке является всего лишь вопросом времени.
Своей высшей точки эта дипломатическая инициатива достигла во время решающих встреч между Киссинджером и уполномоченным египетским представителем, которые прошли 25 и 26 февраля на конспиративной квартире ЦРУ в Армонке в Нью-Йорке. Представитель египетской стороны заявил, что его страна готова подписать мирное соглашение с Израилем, условием которого является признание суверенитета Египта над Синайским полуостровом с возможностью оставления там израильских войск. При этом подразумевался их последующий полный уход с Синая в обмен на установление дипломатических отношений между двумя странами. Эти условия были беспрецедентно выгодными для Израиля. Однако президент Египта Анвар Садат одновременно предупредил, что, если эти условия не будут приняты до сентября, он откроет против Израиля военные действия.
Меир отказалась. «Мы пропускаем это предложение», – сказала она Киссинджеру.
Даян поддержал премьера. «Я предпочитаю иметь Шарм-эль-Шейх без мира, – сказал он, – чем иметь мир без Шарм-эль-Шейха»[496].
К этому времени Египет и Сирия лихорадочно готовили вооруженные силы к войне: осуществлялись массовые перемещения войск в сторону передовых линий и обратно; проводились учения ВВС в связке с задействованием зенитно-ракетных комплексов, которые поставил им СССР; осуществлялась подготовка спецподразделений по использованию противотанковых управляемых реактивных снарядов «Малютка» (Sagger); проходили масштабные маневры по подготовке массированного форсирования Суэцкого канала. Все это с очевидностью свидетельствовало о подготовке к войне, но, не имея разведывательных данных, которые надежно подтверждали бы это, израильский оборонный истеблишмент отбрасывал эти признаки в сторону, считая ппоисходящее всего лишь военными маневрами.
Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 259
