Проскочив пустующую в данный час приёмную директора театра, Геннадий без стука открыл дверь с надписью «Главный режиссёр и художественный руководитель… Народный артист России… Кабаков Сергей Афанасьевич»
Народный артист оторвал взгляд от рабочего стола. Был он в возрасте где-то за шестьдесят, лысеющий, с крупным лицом, внешне правда не очень здоровым, от частого применения грима видимо, лосьонов и прочего, с пухлыми щеками, почти безбровым лицом, с очками на кончике крупного носа, пухлыми нервными губами, живыми глазами… Увидев посетителя, вскочил, выскочил из-за стола.
— Генка! Внучек, родной, какими судьбами! Вот радость! На побывку? — Сергей Афанасьевич тормошил внука, крутил перед собой, обнимал, хлопал по спине, гремел раскатистым поставленным голосом. — Вот бабуля обрадуется… Ты к нам не заезжал? Она ещё дома. Ко второй репетиции приедет… Ну-ка повернись… Хорош, хорош… Красавец! Похудел только и причёска всё та же… Есть хочешь? Надолго?
Генка улыбался, но он явно спешил, торопился.
— Да я на пять минут, дед, за советом. Сбежал. Через забор и… В самоволку. Звонить же не разрешают.
Дед испуганно схватился за сердце, словно Ричард III в спектакле.
— Как в самоволку?! Ген, ты в своём уме? Это же стройбат или как его там у вас, дисбат. Суд, наконец.
Генка отмахнулся.
— Да какой суд, дед, я же на пять — десять минут.
Сергей Афанасьевич заторопился, отодвинул стулья, указал на один из них.
— Ну-ка садись, рассказывай «сынку» что случилось, что за проблемы.
— Да понимаешь, дед, у нас боевой дух пропал.
— Где? — выпучив глаза, главреж натурально испугался, не театрально. Генка это видел.
— В полку, — скривился внук. — Полковник Ульяшов сказал. Нам не победить, мол, и всё. Конец нам. Кранты.
— Кого победить? — дед совсем упал духом, про какую войну внук говорит. — Какие кранты?
Внук рассказал, прояснил ситуацию.
— …Этих… — Генка конкретно крутанул над головой пальцем. — Вертолётчиков. Только мы настроились, и вот. Надо что-то делать, дед. Ты же голова. Главная, причём.
Сергей Афанасьевич переспросил:
— Хмм… Дух, говоришь, потеряли? Это не есть хорошо! — Голосом не то Петра I, не то Александра Невского неожиданно вскричал он. — Это есть плохо! Быть такого не может и не должно! А ну-ка, в деталях…
53
Эй, вы там, сонные, отворяй!
Всего лишь где-то тремя, четырьмя часами позже, к воротам воинской части №… что в московском предместье, неподалёку, подъехала роскошная карета, запряжённая четвёркой рысаков.
— Тпру, окаянные! — натягивая вожжи, вскричал лошадям возница. — Стоять! Эй, вы там, сонные… — грозно прикрикнул в сторону КПП.
Дежурный наряд, прилипнув к окнам, застыл в удивлении. О! Кино, что ли? К нам?! Лошади… с каретой… Раскрыв рты, уставились на необычное явление. Особенно на роскошную карету перед воротами, на лошадей. Лошади сильные, большие, красивые, ухоженные, били копытами, хрипели, дёргали мордами… Настоящие! И карета тоже. На рессорах. Колёса большие. На облучке холёного вида возница с большим суровым лицом. В диковинной шляпе — высокой треуголке, — высоких сапогах с ботфортами выше колен, какие сейчас на девичьих ногах часто, в кафтане, сбоку у него виднелась шпага. В карете по три окна на каждой из сторон. На окнах бархатные занавески. Карета снежно-белая, с золотой росписью, с золочёным гербом на дверях.
Это то, что накоротке успел рассмотреть дежурный наряд. Прервал немую сцену тот же возница.
— Отвор-ряй ворота, служивые. Неч-ча пялиться. Вылупили зенки!
Голос послышался нереальный, скорее трубный, не земной. Как с неба! Дежурный офицер, с погонами и звёздочками капитана российской армии, гвардейским значком, эмблемой и шевроном артиллерии, лет тридцати от роду, раскрыв рот, как и весь дежурный наряд, растерянно уточнил:
— А вы откуда, дяденька? Вы не перепутали? Вам куда? Здесь воинская часть.
Возница нетерпеливо, пожалуй гневно, взмахнул кнутом. Он стоял сзади, на облучке кареты, и кнут имел довольно длинный.
— Потому и пр-риехали, что его Высочество фельдмаршал приказали, — нажимая на «р», раскатисто потребовал тот. — Отвор-ряй, тебе сказали, ну!
Лошади переступали ногами, по асфальту звонко цокали подковами.
Двадцать первый век! Дежурный офицер ушам своим не верил.
— Кто приказали? — растерянно переспросил он.
Такого возница похоже не ожидал, он взъярился.
— Как стегану сейчас кнутом, узнаешь кто. Граф Александр Васильевич Суворов приказали. Фельдмаршал. Ну! Ослеп?
Капитан попытался сохранить лицо, хотя категорически ничего не понимал, такого ни в одной инструкции не прописано.
— А! Александр Васильевич… Отворяй! — Машинально повторяя интонации возницы, приказал дежурному солдату.
Ворота расступились, как и дежурный наряд. Карета въехала на территорию воинской части.
И это не шутка, извините, как потом пересказывали солдаты. А быль. Причём реальная. В письмах домой об этом писали, да! И офицеры это подтверждают.
В кабинете командира полка полковник Ульяшов и начфин полка полковник Старыгин со своими платежами и отчётами, тоже удивились. Даже встревожились.
Отодвинув бумаги, Ульяшов естественно уточнил у капитана, когда тот по селектору доложил о странном прибытии.
— Капитан, ты что сейчас сказал, ты в своём уме? Не понял, повтори. — Удерживая пальцем кнопку селекторной связи, Ульяшов склонил ухо к селектору, наклонил голову и начфин полковник Старыгин. Он с документами на подпись у исполняющего обязанности командира находился.
Голос из динамика почти чётко произнёс.
— К вам это, фельдмаршал, как я понял, Суворов приехали, товарищ полковник, граф, в карете.
Полковники понятным образом округлили глаза, переглянулись. Начфин осторожно «перевёл» услышанное.
— Наверное надо понимать Верховный к нам приехал… зачем-то! — На всякий случай приподнимаясь со стула, произнёс он. — Но почему в карете, и без звонка, он же обычно, я видел, на мерсед…
Ульяшов, с нервным смешком, уточнил через селектор у дежурного, как у шутника:
— А карета, говоришь, это «мерседес», наверное, да?
— Никак нет, товарищ полковник, белая, с лошадьми, — с заиканием, отреагировал голос капитана. — Четверо… Лошадей, в смысле.
Старшие офицеры бросились к окнам.
И правда. Внизу стояла настоящая карета, не «Мерседес». Её крыша и спины лошадей. Возница, большой и широкий, сняв странную шляпу, открыв дверь кареты, склонился в поклоне. Из неё быстро вышел человек в белых перчатках, в такой же треугольной шляпе, в расшитом камзоле. Придерживая шпагу, не оглядываясь по сторонам, быстро двинулся к подъезду. За ним, так же быстро шагая, направился ещё один, тоже диковинно одет, тоже со шпагой, тоже в белых перчатках, он вторым выскочил из сал… из кареты, за ними и возница засеменил сзади, прихватив что-то похожее на подушку…
