Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Из-за ограниченного бюджета я выбрала на большинство ролей не слишком известных актеров, и многие из них стали звездами именно после «Тихого дома». Из-за свирепствовавшего цензурного кодекса мы не могли показать, например, как мужчина и женщина сидят на одной кровати, даже если она застелена, и поэтому все пришлось выражать взглядами и намеками. Карсон написал бесподобные диалоги, но «Оскара» получила я – за сценарий «Бегущей женщины». Он стал второй моей наградой – первый «Оскар» я получила несколько лет назад за роль в «Авиаторах».
48
Люди ломаются по-разному. Одних ломает нищета, других – достаток. Моя мать не сломалась во время бегства из России, не сломалась и позже, в Константинополе, когда она с отчаянием в голосе говорила мне, тринадцатилетней: «Иногда я думаю, может быть, проще сразу с моста вниз головой, чем мучиться дальше без всякой надежды». Но когда я сделалась звездой и стала присылать ей с отчимом и братом большие деньги, чтобы они ни в чем не нуждались, тут-то и начались проблемы. У матери был дом, был муж, который ее обожал, старшая дочь, которая жила отдельно и помогала материально, сын, который рос милым и смышленым ребенком, – казалось бы, живи себе и радуйся. Но вместо радости пришли неврозы и страхи, многие из которых не поддавались объяснению.
Поначалу она боялась за Георгия – что он заболеет и умрет, что он заснет и не проснется, что с ним что-нибудь произойдет, когда ее не будет рядом. Она окружила ребенка повышенным вниманием и опекой, которую даже Павел Егорович, закрывавший глаза на ее пунктики, стал находить чрезмерной. Мать не доверяла слугам, ее нервировало, когда Павел Егорович здоровался с молодыми соседками или, по ее мнению, уделял им слишком много внимания. Она стала рьяно заботиться о своей внешности и какое-то время только и делала, что меняла прически и подбирала наиболее выгодные фасоны платьев. Одновременно предметом ее тревог стала я. Она покупала все газеты и журналы, где писалось о кино. Если обо мне не говорилось ни слова, мать начинала нервничать; если ей на глаза попадался отрицательный отзыв, она выходила из себя; и все голливудские слухи, растиражированные в десятках изданий, она принимала за чистую монету. Я так и не смогла ей втолковать, что Голливуд – великий мифотворец и что сплетни составляют изрядную долю его ауры. Шансы встретить среди них правду примерно равны шансам найти жемчуг в желудке свиньи. Больше десяти лет меня последовательно выдавали замуж за всякого, с кем я появлялась на премьере, на вечеринке или на чьем-то дне рождения, но львиная доля таких выходов была заранее оговорена студией, чтобы привлечь внимание публики к актеру, к фильму либо как-то иначе повлиять на посещаемость. Если я не ошибаюсь, к 1938 году доходы от фильмов уменьшились почти на треть, и рекламщики отчаянно изворачивались, чтобы хотя бы окупить бюджеты.
Мать переживала за мой успех, который долгое время казался ей шатким и непрочным. Она не понимала и не принимала некоторые жанры – к примеру, детектив, – и ее нервировало, почему я не прислушиваюсь к ее мнению и снимаюсь в одном гангстерском фильме за другим. Она настаивала на том, чтобы я была осторожна в выборе ролей, потому что резкие перемены амплуа ставят публику в тупик. Когда в июне 1937-го неожиданно умерла Джин Харлоу, которой не было и тридцати лет, поползли упорные слухи, что ее смерть последовала из-за отравления краской для волос. Я запаниковала и хотела вернуться к моему собственному русому цвету, но мать объявила, что зрители от меня отвернутся, и на студии мне сказали то же самое. Позже мне довелось увидеть, как перемена прически погубила карьеру Вероники Лэйк[37], одной из самых ярких звезд сороковых годов.
Я хотела, чтобы мать переехала в Лос-Анджелес, поближе ко мне. Заметив изменение почерка в ее письмах, я насторожилась и, едва выдалась пауза между съемками, приехала в Севастополь. С трудом, но я все же вытянула из Павла Егоровича, что мать стала пить, что она много курит и что она то ругает мои фильмы, как никчемные пустышки, то задирает соседей: мол, они – никто, а ее дочь – голливудская звезда. При мне, впрочем, мать держалась и не позволяла себе распускаться. Я взяла с нее слово, что она приедет ко мне на ближайшие праздники, и уехала. Через несколько дней она задремала в постели с сигаретой в руке. Начался пожар, который заметили не сразу. Павел Егорович побежал спасать Георгия и вытащил его из пылающей детской. Мою мать он спасти не успел. В тот же день сгорела часть сада, включая старую яблоню, которую она любовно-иронически называла «жадиной».
После смерти матери я перевезла отчима с братом в Лос-Анджелес и поселила в своем доме. Павел Егорович, по-моему, так и не оправился после случившегося. Он и раньше казался молчуном, а теперь и подавно. Но у него оставался сын, и ради сына он старался держаться.
Если вы вдруг сделались звездой, одной из проблем становятся люди из вашего прошлого, о которых вы давно забыли, но которые вовсе не собираются забывать о вас. Однажды мой старый знакомый Роджер Экер, который сделался довольно известным фотографом, предупредил меня, что Фрэнк Горман, ныне работающий в какой-то бульварной газетенке, собирается состряпать обо мне статью, которая вряд ли меня обрадует. Я позвонила в отдел пиара студии и попросила их разобраться. В конечном итоге студия выплатила Горману какую-то сумму, и статья опубликована не была. Ее текст, который мне показали, оказался еще хуже романа Фрэнка, который я когда-то печатала. Оказывается, я всем говорила, что буду актрисой, крутила романы с репортерами и с легкостью разбивала их сердца. Мало того, я была запойной алкоголичкой и посещала подпольные бары. Был в тексте и глухой намек на то, что я дружила с личностями из мира криминала, но дальше намека Фрэнк зайти не решился – инстинкт самосохранения оказался сильнее жажды наживы.
Гораздо неприятнее статьи Фрэнка оказалась попытка моего бывшего поклонника Тома Портера вновь влезть в мою жизнь. Будь он репортером, от него было бы куда легче отгородиться, но в том-то и проблема, что его семья принадлежала к финансовой верхушке штата и имела доступ в голливудские круги. Я недвусмысленно дала Тому понять, что после того, как он обошелся со мной по-свински, ему ничего не светит, но, как и следовало ожидать, мой ответ его только раззадорил. Я уже не была нищей машинисткой, каких тысячи, – я была знаменитой актрисой, а значит, объектом, за которым стоило приударить. Том стал слать мне цветы и подарки в таких количествах, что, как ехидно заметила миссис Миллер, «такими темпами вы скоро сможете замостить бриллиантами Голливудский бульвар». Однажды в ресторане я сидела со сценаристом Карсоном, Максом Дорсетом, его женой и еще несколькими знакомыми, когда появился Том и стал говорить пошлые комплименты, мешая их с многочисленными намеками на наше общее прошлое. В ресторан тем временем ввалилась целая компания: Тони и Рэй с подружками, Пол с очередной девицей и еще несколько человек, которые были мне незнакомы. Они сели за отдельный стол, но Рэй через минуту поднялся и, бросив несколько слов своей девушке, подошел ко мне.
– Добрый вечер, мисс Лайт.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
