Тут Брайан и Билл вышли из ее палаты, нервно улыбаясь, словно два мальчика, вышедшие из аттракциона «Поезд призраков». Всю дорогу они ехали, вцепившись друг в друга от страха, а теперь делают вид, что совсем не испугались.
– Ну как она?
– Хорошо. Физически хорошо. Наверно, ее завтра уже выпишут. Но сначала ей нужно показаться психиатру.
– Она сказала, почему она это сделала?
– Я думаю, что она сама не очень знает, – сказал Брайан. – Послушай. Она тебя ждет. Ты лучше зайди к ней.
Посещения ее палаты было не избежать.
Она лежала как фарфоровая кукла, одетая в нелепую кружевную рубашку и обложенная со всех сторон подушками. Из рук шли темные пластиковые трубочки к пакетам с физиологическим раствором, ладони покоились на коленях. Лицо ее было бледно, и большие черные круги вокруг глаз, от усталости и остатков косметики, делали ее похожей на милую панду.
– Здравствуй, Лиза, – голос ее звучал очень тихо и словно издалека.
Я села на стул рядом с кроватью. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Было странно, что та самая девушка, с которой мы еще сегодня днем так яростно ругались, кажется такой хрупкой. Такой разбитой.
– Прости меня за все, что я тебе сделала, – начала она. – Я знаю, ты хотела провести этот последний вечер с Брайаном. – Она шмыгнула носом.
– Зачем ты это сделала? – прошептала я. – Зачем ты хотела покончить с собой?
– Я не хотела покончить с собой, – возразила она. – Я просто чувствовала себя одинокой и подумала, что от двух дорожек кокаина станет легче.
– Двух? Билл сказал, что там этих дорожек на целый стадион.
– Я вынюхала всего три. Но еще и пила. Я думаю, что из-за этого все и случилось. Пришлось промывать мне желудок какой-то жуткой дрянью с древесным углем. Чувствую себя ужасно. Представь свое самое страшное похмелье и умножь на двадцать.
Я сочувственно кивнула.
– А лучше на двадцать миллионов.
– Ты скоро поправишься, – банально пообещала я.
– У меня такое чувство, что кошмар только начинается. Похоже, эта история попадет в газеты.
– Почему?
– Потому что Митчелл собирается завтра все рассказать. Наркотики плюс моя попытка самоубийства – отличный материал для мертвого сезона.
– Ты как-то сказала мне, что нет такой вещи, как дурная известность.
– Это я обычно своим клиентам так говорю. А на самом деле я сильно в этом сомневаюсь.
– Послушай, прости меня за тот разговор. За нашу ссору. Я все время думаю, что это случилось по моей вине. Это правда? – Мой голос прозвучал жалобно, и я возненавидела себя за этот вопрос. Но мне нужно было знать.
Мэри отрицательно покачала головой:
– Нет, конечно нет.
– Честно?
– Ты же сама знаешь. На самом деле я ужасно смеялась, когда увидела, как увозят машину.
– Ты смотрела!
– Это я вызвала эвакуатор. Ты не виновата, Лиз. Ты всегда была мне лучшей подругой. Это я должна извиниться перед тобой.
Я с благодарностью схватила ее руки, чуть не опрокинув капельницу.
– Осторожней. – Она поморщилась, но тоже сжала в ответ мои руки.
– Ты тоже моя лучшая подруга, – сказала я ей. – Я хочу что-нибудь сделать для тебя, чтобы ты поскорее выздоровела.
– Мне кажется, я начинаю понимать, что какие-то ситуации в жизни я должна преодолеть самостоятельно, – ответила она, слабо улыбнувшись.
– Мы можем преодолеть их вместе.
Она снова сжала мои руки, потом отпустила их.
– Послушай, тебе не надо сидеть здесь всю ночь. Я знаю, что Брайан завтра улетает домой. Клянусь, я не хотела разрушать твои планы.
– Спасибо, что не сказала ему.
– Я думаю, что смогу помолчать еще сутки. Приходи меня проведать, когда он уедет, тогда ты мне сможешь рассказать все самые убийственные подробности.
Я пообещала. Потом я встала. Я спросила, не посидеть ли с ней еще, но Мэри ответила, что чувствует слабость и хотела бы остаться одна.
Брайан и Билл по-прежнему сидели в приемной, обмениваясь воспоминаниями. Они вопросительно взглянули на меня.
– Она говорит, что мы можем уйти. Она хочет спать.
Билл, которому в любом случае нужно было уходить, чтобы успеть на рейс в Непал, оставил нас с Брайаном в кафе для посетителей больницы. Мы смотрели, как поднимается солнце над больничным паркингом. Брайан молчал. И это было понятно. Он только что увидел свою давнюю приятельницу, выглядевшую как живой труп.
– Лиз, что же это такое? – спросил он.
Я вздрогнула. Потом я поняла, что вопрос был риторический.
В квартире Харриет Брайан взял меня за руку и повел в спальню. Когда мы возвращались из больницы в такси, он все время гладил меня по голове, и теперь он продолжал гладить мои волосы в сумраке спальни под балдахином кровати. Я свернулась, прильнула к нему и вдыхала его теплый запах. Он повернул мое лицо к себе и нежно поцеловал.
Медленно он расстегнул на мне рубашку и стянул ее с моих плеч. Он целовал меня в шею, потом спустился до середины груди. Положил руки мне на грудь и зашептал слова любви в мои горящие уши.
Годы разлуки ничуть не уменьшили наши чувства; когда мы снова оказывались вместе, между нами снова вспыхивала страсть. Мы любили друг друга грациозно и легко, как танцоры, как давние партнеры, чутко реагирующие на движение другого. Брайан точно знал, что нужно делать, чтобы я растаяла в его руках. И ранним утром мы достигли пика одновременно.
Потом мы заснули на пару часов перед рейсом Брайана, но я на самом деле уже проснулась, когда услышала, как в двери поворачивается ключ. Я лежала на боку, глядя на профиль Брайана, словно хотела запечатлеть его в своей памяти, чтобы он навсегда остался со мной в грядущие одинокие ночи в Балхэме. Хотя по моему плану их не должно было быть так уж много. Как только я компенсирую весь урон, который нанес моей кредитке визит Брайана, то куплю себе билет до Нью-Йорка – в один конец и в светлое будущее. Я на самом деле считала, что моя афера удалась.
Я целовала спящего Брайана в лоб, и тут со скрипом открылась дверь квартиры.
– Герки? Герки?
Зажегся свет в прихожей. Хотя было утро, в некоторых местах квартиры Харриет было ужасно темно и мрачно.
– Герки? Где ты, милый? Мамочка вернулась.
Я рывком села на кровати. Большие светящиеся цифры на прикроватном столике показывали четверть одиннадцатого. Харриет должна была приехать не раньше чем через сутки.
– Герки? Ты прячешься от меня? Куда же ты спрятался от мамочки, мальчик мой? Ты сердишься, что меня так долго не было?
